- 27 -

НОВЫЙ ДЕТСКИЙ ДОМ

 

В детский дом №3 нас перевели уже осенью, после того, как мы пошли в первый класс. Вместе с началом школьной жизни это было для всех большим событием. Мы становились взрослее, ведь в этом доме жили только школьники с первого по четвертый класс, ребята лет от семи-восьми до двенадцати.

Дом этот стоял почти в центре Покрова, на самом шоссе Москва — Горький, и даже в этом была для меня своя прелесть: из окон открывалась другая жизнь. Хотя за ворота нас не выпускали без воспитателя или без особого разрешения, из окон мы подолгу глядели на улицу и, увидев там знакомых, переговаривались с ними. Это было и развлечение и отчасти узнавание жизни, вообще-то для детдомовца очень ограниченной. А когда начали реконструировать и асфальтировать дорогу между Москвой и Горьким (до этого она была грунтовая) — сколько было радости! Для всего города это было событием, а уж для мальчишек — огромным: в городе появились новые люди, техника — катки, трактора, еще какие-то машины. Все это нас страшно возбуждало и вдохновляло, и мы, ребята из детского дома №3, чувствовали, что нам повезло: дорогу .прокладывали прямо перед нашими окнами, и мы, поскорее отделавшись от домашних уроков, забирались на подоконники и наблюдали за этим великим строительством. Нам это не надоедало.

Дом был настоящий купеческий, в два этажа, каменный; с толстыми стенами и небольшими окнами в первом этаже, где у купца, вероятно, была лавка или магазин. У нас же там были расположены кухня, столовая, комнаты для приготовления уроков и проведения свободного времени. Спальни наши были во втором этаже, там и потолки и окна были выше. В каждой спальне помещалось 15-18-20 человек; в одних — мальчики, в других — девочки. У каждого воспитанника был свой номер, у меня был номер двадцать девять. Он висел на моей кровати, был написан на шкафчике, где лежали мои вещи, им было помечено мое белье, вообще все мои вещи. Вероятно, такой же номер был на моем личном

 

- 28 -

деле, куда заносились записи обо мне — о характере, поведении, успехах. Так я с самого начала был "пронумерован".

При третьем детском доме был большой, но совершенно пустой двор; ни сада, никакой вообще зелени в нем не было. Я как будто переехал из деревни в город и сразу это ощутил как нечто неприятное. И еще одно различие почувствовалось сразу — здесь было значительно больше детей, чем в первом детдоме, человек, может быть, 120 или 150, а число воспитателей примерно такое же. Считалось, что здесь ребята уже большие и требуют меньше ухода. И конечно, отношения между воспитателями и воспитанниками перестали быть "домашними", стали гораздо более казенными. В первом доме к нам относились теплее и сердечнее, неслучайно я не помню ни одной воспитательницы из третьего дома. В то же время взрослые имели меньше возможности приглядывать за каждым из нас, и это создавало ощущение некоторой большей вольности. Но с другой стороны — такое количество воспитанников не оставляло никакой возможности побыть одному, хотя потребность в этом с годами увеличивалась.

К слову сказать, не знаю почему, но я всегда был каким-то замкнутым и трудно входил в контакт с другими ребятами. Не знаю, чем это объяснить, но это так. Сколько я себя помню, я все время хотел остаться один и читать. Конечно, я, как и другие мальчишки, гонял мяч, играл в лапту или в городки. Такого разнообразия игр, как теперь, у нас и в помине не было. Самыми распространенными были городки и лапта, теперь, кажется, совсем забытые. Вот и я играл в эти игры с другими ребятами, и лазил по деревьям, и падал с деревьев, — один раз так, что долго пролежал без сознания; и ходил купаться — все это было. Но эта обычная мальчишеская жизнь не захватывала меня целиком, может быть, потому, что я был не особенно ловким и в играх не отличался. Но стоило мне найти укромное местечко и усесться с книжкой, как появлялся кто-нибудь из ребят, и начиналось: что ты читаешь? почему ты читаешь? неужели тебе интересно? Я отвечу на все эти вопросы, тогда обязательно следует предложение: пойдем лучше играть! Но для меня-то это вовсе не лучше, я говорю:

— Да не хочу я играть!

— Как это не хочешь? Да как можно не хотеть? Идем, там мальчишки в футбол гоняют, как раз одного игрока нам не хватает...

 

- 29 -

И так каждый раз. Должен сказать, что в дальнейшей своей жизни я убедился, что у простого русского человека (не знаю, как у других народов) совсем нет потребности быть одному. Я уж не говорю о том, что в деревенском или городском частном доме в России все внутренние перегородки не доходят до потолка, а вместо дверей в лучшем случае повешены занавески — это связано с тем, что обычно печка стоит посреди дома и должна отапливать его весь. Но и теперь, в тех домах, где хозяева устроили себе центральное отопление — топят котел где-нибудь в подвале или пристройке, а в комнатах висят радиаторы, — все остается по-прежнему. Мы спросили у одной своей боровской подруги — простой женщины, неглупой и более развитой, чем многие окружающие — почему она не навесит двери в комнатах своей очень маленькой квартирки? Жила она с мужем и двумя дочерьми-десятиклассницами, к тому же занимавшимися аккордеоном. Она посмотрела на нас с искренним удивлением: а зачем? Мы даже не нашлись, что возразить. Не нужны людям двери, не нужно никакого уединения — и все тут.

Мне же уединения не хватало с детства. И, думаю, не мне одному; возможно, и у других детдомовцев была тяга к уединению, хоть некоторому. Вот она и заставляла нас, мальчишек, идти на какие-то совершенно, как сейчас кажется, неестественные поступки. Одним из любимых занятий было устраивать себе "дом" в кровати. Привяжешь концы одеяла к спинкам кровати — получается крыша. С боков занавесишься простынями — и ты в собственном доме, лежишь, мечтаешь о чем-нибудь, никто тебя не видит. А однажды летом была у нас эпидемия копать пещеры — благо, двор большой, пустой, места много. Каждый вырывал себе яму — не ямку, а именно яму, чтобы можно было там в полный рост спрятаться. Каждый рыл сам для себя, тут никто ни с кем не объединялся. Выроешь эту яму, дно выстелешь травой, потом ищешь каких-нибудь старых досок, чтобы сделать крышу, а сверху забрасываешь землей и прикрываешь травой. В каждой пещере потайной вход и выход. Конечно, это была игра, но имела она и глубинные корни: так проявлялась подсознательная потребность спрятаться, уединиться, чтобы побыть одному. Таким образом, на детдомовском дворе построился целый поселок под землей, с проходами, выходами, ходами сообщения. И каждую свободную минуту мы рвались к своим пещерам, побыть там. Длилось это примерно месяц или около двух. А в одно прекрасное

 

- 30 -

утро прибегаем и видим, что все разрушено, ничего не осталось от наших пещер. Это детдомовское начальство, боясь, что все эти сооружения могут завалиться и кого-нибудь засыпать или покалечить, а им потом придется отвечать, велело все это разрушить. И разрушили. Так кончилась наша "пещерная" эпопея. Мне же невозможность побыть одному казалась просто жестокостью.

 

- 31 -

О награждении и льготах для строителей

канала Москва — Волга

Постановление Центрального Исполнительного Комитета

и Совета Народных Комиссаров СССР

 

В связи с окончанием в установленный правительством срок строительства канала Москва - Волга и передачей его в эксплуатацию, Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров СССР постановляют:

1. Предложить Наркомвнуделу СССР наградить ценными подарками и денежными премиями отличившихся на строительстве вольнонаемных работников.

2. Установить для строителей канала Москва — Волга специальный нагрудный знак.

3. Предложить Наркомвнуделу СССР представить в ЦИК СССР списки бывших заключенных, добровольно оставшихся для работы на канале по вольному найму, особо отличившихся на строительстве канала Москва — Волга.

4. Досрочно освободить за ударную работу на строительстве канала Москва — Волга 55.000 заключенных.

Обязать ВЦСПС принять меры к скорейшему их устройству на работу.

5. Предложить Наркомвнуделу СССР при освобождении заключенных за ударную работу на строительстве канала Москва — Волга выдавать им, кроме специальных удостоверений, свидетельствующих об их работе на канале Москва — Волга, также проездные билеты и денежные награды в размере от 100 до 500 рублей.

Председатель Центрального

Исполнительного Комитета М. Калинин.

Председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. Молотов.

Секретарь Центрального Исполнительного Комитета СССР А. Горкин.

Москва, Кремль, 14 июля 1937 г.

Правда, 15 июля 1937 г.