ВСТРЕЧА С ЛУНЦЕМ

 

Однажды няньки несколько тщательнее провели в палатах приборку. Прибежала сестра — потыкала пальцем в паутину. Зеки-натиральщики налегли с утра на паркет.

Было часов около одиннадцати, я читал, сидя на койке. Витя был на трудотерапии. Володю Шумилина увели на какое-то хитрое исследование по типу моей камеры-обскуры: тоже вроде снятия биотоков мозга, только посложней.

Вдруг в палату быстрыми шагами, почти бегом, влетел седовласый большеголовый человек в белом халате. Выпученными, а еще и увеличенными стеклами очков глазами и вздутыми щечками он напоминал большого мопса. Он и влетел, как мопс, круто развернувшись на кривых ногах. Остановившись передо мной, с возгласом "Ну-с!" резко постучал правым указательным пальцем по левому, клянусь, звук был точь в точь такой, как если бы мопс, усевшись, постучал обрубком хвоста по полу.

Я встал. Незнакомец сквозь стекла очков буравил меня взглядом. Через некоторое время в палату так же быстро вошла незнакомая женщина в очках и с тетрадкой в руке, а за ней — наша дневная сестра, кудрявенькая Женя.

— Вот это тот больной, Даниил Романович, о котором мы вам рассказывали, — произнесла, запыхавшись от бега, женщина с тетрадкой.

Я понял, что передо мной знаменитый Лунц, и кровь бросилась мне в голову.

Мы стояли молча, уставившись друг другу в глаза, как два деревенских парня, играющих в гляделки.

— Вы окончили фармацевтический институт? — резко спросил он.

— Простите, но я не знаю, с кем говорю. Вы не представились.

 

— Зовите меня Даниил Романович.

— Так вы Лунц?

— Именно. Именно так, — отчеканил он, продолжая сверлить меня взглядом. — Так какой фарминститут вы окончили? Московский?

— Харьковский.

— А еще вы окончили литературный институт?

— Чувствуется, что вы знакомы с моей биографией.

— Кое что, кое что. Скажите, а кто был вашим творческим руководителем в институте?

Я подумал: видимо, проходили уже перед ним студенты или выпускники литературного института. Ну да, конечно, Данилов из Ленинграда... мой друг Гоша Беляков... Сколько еще неведомых...

В палату вошло еще несколько врачей. Любови Иосифовны среди них не было.

— Вы же все равно его не знаете, — ответил я. — Сергей Александрович Поделков.

— Он больше, э-э-э, педагог, чем поэт?

— Это вы так считаете?

— Разумеется, мнение сугубо личное. Да, да, да.

Я заметил, что он не сводит глаз с моей руки. В левой руке у меня были очки, и, разговаривая с Лунцем, я машинально крутил их, держа за дужки. Вспомнив утверждение Игоря, что такое непроизвольное монотонное движение часто расценивается врачами как один из признаков шизофрении, я быстро оборвал его, скрестив руки на груди.

— Ну хорошо. Мы еще будем беседовать с вами. Часто и долго беседовать.

Тоже глядя прямо ему в глаза, не убирая скрещенных рук, я медленно покачал головой, выражая отрицание.

— Что, нет? — вздернул головой Лунц. — Нет?

— Нет, — тихо, но отчетливо ответил я.

— Почему?

— Потому что, глядя на вас, я вижу перед собою — детей Леонида Плюща, — ответил я негромко и медленно, смотря ему в самые зрачки — зеленые и мертвые.

Резко вскинулась кудлатая голова. Щелкнули челюсти мопса. Однако он сдержал себя.

 

— Ну, это вам так кажется. Хорошо. До свиданья. Вопросы ко мне еще есть?

Я спросил, буду ли оставлен здесь на второй месяц, как обещает врач.

— Посмотрим в понедельник, — ответил Лунц. Еще я спросил, скоро ли, наконец, состоится прогулка. Сказал, что лежу здесь уже месяц без глотка воздуха.

— Что вы, это по лужам-то? Февраль... грипп.. — он явно смешался. — Нет, это опасно, опасно...

— А вам не кажется, что месяц без воздуха — это более опасно?

Но Лунц уже не ответил — он бежал из палаты, сопровождаемый своей свитой. Они обошли и другие палаты, правда, ни у одной кровати не задержавшись так долго, как возле моей.

Позже я узнал, что это был первый обход Лунца после возвращения его из-за границы, кажется, из Венгрии. Что-то насаждал он там?.. Я думал: интересно, а в западные, в т.н. капстраны он ездит? И уютно ли ему там? Ведь в 1973-1974 гг. особенно высока была волна протестов за рубежом против психиатрических репрессий в СССР. И уж имя Лунца поминалось там, наверное, часто. Это была моя первая и по сути единственная продолжительная встреча с Лунцем. Никаких бесед, ни долгих, ни коротких, между нами так и не состоялось.

После его ухода в палате еще долго пахло собачьей шерстью.