ВТОРАЯ ВСТРЕЧА С ВРАЧОМ

 

1 февраля, во время "тихого часа", состоялась наконец вторая встреча с врачом. На этот раз в той же "актовой" комнате, где я был на комиссии. Любовь Иосифовна сидела за одним из столов, меня усадили визави. Выглядела расстроенной и усталой, опять поглядывала на часы. Через комнату сновали врачи, за столом в углу что-то писала врач Валентина Васильевна.

— Ну, вы у нас уже адаптировались? Не могу понять, чем вызвано ваше напряжение.

Я пожал плечами. Конечно, где уж тут понять, что мы с нею просто-напросто заряжены разноименным электричеством, ну а "адаптироваться" к несвободе — не каждому дано.

Следующие вопросы были еще примитивнее:

— Вы не могли бы охарактеризовать свой характер?..

— С кем из больных в палате вы ближе всего сошлись?..

— Кто ваш любимый писатель?..

На последний вопрос я прыснул.

— Почему вы смеетесь?

 

— Вы спрашиваете так, будто я школьник, прочитавший за свою жизнь 2-5 книг.

— Сколько же вы прочли?

— Достаточно, чтобы говорить о литературе профессионально.

— То есть как профессионально?

— Ну хотя бы не задавать таких вопросов. Извините, но спрашивать литератора, кто его любимый писатель, я считаю просто неприличным.

Обиделась. Вскинула голову. Видимо, исчерпав вопросы "Психологические", перешла к сути.

— Ну хорошо. Скажите, как вы относитесь к предъявленному обвинению?

— На этот вопрос, как и на все, касающиеся следствия, я отвечать не буду. Вы это знаете.

— А как вы оцениваете свое заявление?

— Какое заявление?

— Н-ну, ваше заявление. То, что в деле...

— Если вы имеете в виду заявление об отказе участвовать в следствии, то считаю его основополагающим. В нем ответ на все ваши вопросы.

— Так ваши взгляды не изменились?

— Нет.

— Ладно, Виктор Алексеевич (так хорошо изучила Любовь Иосифовна своего подопечного, что даже отчество переврала!). Поговорим в следующий раз. Своим молчанием вы только себе вредите. Ведь вы же боитесь нашего заключения. Скажите, боитесь?

— Нет. Не боюсь.

— Ну хорошо. Идите. Вопросы есть у вас?

Я спросил, как мне заказать выписанные окулистом очки.

— Я даже не знаю... Пошлите рецепт жене в письме...

— Это будет очень долго. Вы же отправите письмо следователю.

— Конечно. Мы все письма посылаем через следователя.

— А то, что я посылал на днях на имя тещи? Коротенькое, с просьбой о фруктах?

— И его тоже.

— Значит Яков Лазаревич меня обманул. Да и вы тоже. Ну хорошо. Я могу быть свободен?

 

— Да. Но вы пошлите все-таки рецепт. Разве следователь не передаст его жене? И письмо напишите. Может быть, мы и пошлем, судя по содержанию. Почему вы не напишете? У нас все пишут.

Она так настойчиво уговаривала. Ну конечно, ведь письма — тоже метод изучения психического состояния.

Поразмыслив, я решил: а почему бы и нет? Конечно, я не сомневался, что следователь упрячет письмо в свой сейф. Но если уж так хочет Любовь Иосифовна произвести психиатрическое исследование моего письма, почему бы не представить ей такую возможность? Пусть останется лишний документ, подтверждающий мою здравость.

И я потратил два следующих дня, благо это были суббота и воскресенье, "тихие" дни, на сочинение большого письма Нине. Писал и с расчетом на Любовь Иосифовну, в частности описывал свое впечатление от института:

'Чувствую себя хорошо. Обстановка, весь стиль жизни в стенах института совершенно иные по сравнению с тем миром, в котором до сих пор обитал. Ну, начать с того, что вокруг полно совершеннейших чудес, вроде паркетного пола, клеенки на столе или настоящих простыней. Впервые за полгода пью молоко и нахожу, что оно весьма не вредит моему пищеварению. А самое главное — отдыхаю от металлического лязганья, табачного смрада и в особенности — от матерщины. Долго ли продлится это очарование — не знаю, думаю, что не больше месяца. Как ни странно, но эта усталость, эта нега хоть и лечат, одновременно томят: то ли через свою очевидную бутафорность, то ли потому, что, выражаясь языком французского классицизма, "бездна зовет своих детей". Так или иначе, стараюсь использовать случившуюся передышку в полном объеме..."

И еще. Здесь прямо указал, что понимаю, для чего Любови Иосифовне понадобилось мое письмо:

"Выписали мне новую коррекцию, и если мой врач, когда будет исследовать это письмо с точки зрения психиатрии, вложит в него рецепт (я попрошу об этом), то ты закажи мне эти очки, пожалуйста..."

Ушло письмо. Не знаю уж, что почерпнула из него моя докторица. На мой диагноз, оно, конечно, не повлияло, так как не на уровне Любови Иосифовны решалась моя судьба. Но формальности были соблюдены. То есть проведено и такое исследование.

Письмо, конечно, так и не дошло до жены. То ли у следователя застряло, то ли к "истории болезни" подкололи. Ведь признали здоровым — пригодится как подтверждение!