НЕКЛАССИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ

Работа в Сангородке осложнялась еще и отсутствием рентгена, и каких-либо лабораторий. Все лечение основывалось только на общем наблюдении больного, при этом врачу вместо положенных 25 человек приходилось вести более ста больных. Трудность состояла не только в том, что больных много, но и в том, что все они были крайне истощены, а у истощенных людей болезнь протекает иначе, не давая известной картины, которая бывает у больных в обычном состоянии. Часто тяжелые формы болезни проявлялись без температуры. Мне пришлось лечить больного крупозным воспалением легких с кризисом в положенный день, но без повышенной температуры. Чтобы определить болезнь, приходилось многократно и очень тщательно осматривать людей.

Между тем, питание не улучшалось. Наоборот, норму припека хлеба подняли с обычного 41 процента до 49. Это означа-

ло, что на килограмм хлеба добавляли лишних 80 г воды. Существовал так называемый «коэффициент замены» продуктов, например, каким количеством рыбы или грибов заменяется 1 кг мяса. С увеличением припека больные грустно шутили, что ведро воды теперь заменяет килограмм хлеба.

В мою маленькую палату «избранных смертников» продолжали поступать умирающие, в основном пеллагрики. Но был случай, когда я решил, что диагноз ошибочный, здесь не пеллагра. Поступил крайне истощенный человек, как и нередко при пеллагре, с огромной водянкой живота. Из-за давления воды с живота на грудь ни в легких, ни в сердце ничего прослушать не удавалось, но глаза его казались необычными для авитаминозника — глаза живого, мыслящего человека. Эти глаза заставили меня подумать и предположить у него туберкулез брюшины. Я сделал прокол живота, выпустил литров десять жидкости, обеспечив тем работу сердца и легких. Затем перевел его в общую палату, чтобы разубедить в том, что он изолирован как смертник. Самочувствие его улучшилось в связи с облегчением работы сердца и легких, но в легких активизировался туберкулез, появились хрипы, повысилась температура. Лечение легочного туберкулеза при тогдашних наших возможностях — недостатке лекарств и питании — было почти невозможно. Получался замкнутый круг: с улучшением состояния легких ухудшалось положение с туберкулезом брюшины, количество жидкости росло, процесс в легких снова обострялся. Общее состояние больного, его настроение все же поднималось. Череда улучшений и ухудшений со стороны легких и живота казалась бесконечной. Выпуск жидкости давал лишь кратковременное улучшение, вернее, облегчение, и я готов уже был сдаться к кончить эту игру — «хвост вытащишь, нос завязнет». В это время у нас проходили практику курсанты медицинского училища, и я решил продемонстрировать этого больного как требующего очень упорного лечения. Я сказал курсантам, что надежды тут мало, но медик не имеет права опускать руки и должен делать все, чтобы облегчить положение больного. В данном случае, пусть с временным хорошим результатом, но мы еще и еще раз удалим жидкость из живота, стараясь облегчить работу сердца и легких.

С помощью курсантов я перенес больного в перевязочную, ему сделали сердечный укол, поставили человека следить за пульсом, сделали укол морфия и только после этого — прокол живота. Выпустили 11 литров.

В последующие дни я заметил, что количество жидкости нарастает медленнее обычного, общее состояние улучшается. Я предоставил больному возможность некоторое время днем работать на кухне, в чем-нибудь помогать — авось, перепадет лишняя ложка супа или каши, кусок рыбы. Состояние его стало быстро улучшаться, и через два месяца его выписали на физическую работу, хотя это выздоровление вряд ли могло быть стойким.