ПАМЯТИ Г. ГЕРОНСКОГО

В МОЕМ ПАЛЬТО

вместо баллады

 

И умер Самуил,
и погребли его,
и после смерти своей
написал он еще одну книгу...
Из Евангелия

 

В берете, с ежиком усов седых

И в галстуке от Кристиана-Жака...

Таким увидел я его. И стих

Почтительно, хоть спорил с кем-то жарко.

Потом узнал: изысканный старик

Был из Москвы. И даже по газетам

Его прославили: мол, как турист,

Он жил в стране — и получил за это!

Оказывается, сопровождал —

Как переводчик — гостя Сарояна,

А вот недавно даже передал

Корреспондентам про Хрущева тайну...

Когда же рассказали, что бывал

Геннадий Маркович и на Печоре —

Сам как газетчик крепко пострадал,

Служа при "Тагесшпигеле"— в "вечерке"

Для немцев, то и свел знакомство с ним —

К тому же земляком в годах двадцатых.

Сбылось! Вот вечером уже сидим

За чаем. Ритуал здесь не из частых.

Я слушал и про классика из США,

И кинорежиссера из Парижа.

И мне хотелось даже не дышать —

Завистливо внимать ему. И ближе
Вдруг стал он — этот тонкий человек,
Едва узнав про странную женитьбу
На той, с которой был на "вы"... Вовек
Такой обычай не распространить бы!
Когда похолодало, этот "пед"
Ходил по зоне с элегантным шарфом,
И не один стукач косился вслед,
А то и в барахле его пошарил...
От прыти Гена прочитал стихи
На вечере Октябрьском. И вскоре
Там отвернулись от него. Плохим
Казался весь дальнейший путь. Заморыш —
Таким теперь стал этот журналист
И бывший дипломат — без вкусной пищи...
Но жалко мне его, как он не злит.
И что тут обреченному не сыщешь?
Мороз ударил — и отдал я то
Ему, в чем больше не нуждаюсь —
В канун освобождения. Пальто,
Которое своей судьбы дождалось...
О, тут вклиняется другой сюжет —
Почти в неореалистичном смысле —
Про вещь, вобравшую от сложной жизни
Весь путаный и горький след.

Пальто осталось со времен войны —
От старика, замученного в гетто:

Реглан помятый черный. Что за сны
Он видел без хозяина? И это
Пальто надел я, в армию идя,
Когда фронт удалялся от Одессы.
А в сорок пятом — штатский снова — я
Вернулся в нем и думал: где б повесить
Такую память про войну? Как знать,
С какими чувствами оно томилось
В моем шкафу и сколько разных тайн
Жило в нем после молодости милой
У старого хозяина? Но вот
Еще одна война пришла — и в нем,

 

В реглане ветхом, смрадном и замшелом —

Сижу в тюрьме. И он тяжелым сном

Уснул, пока я ныл душой и телом,

Потом и отправляется со мной

На север, где его из зоны в зону

Кладут в каптерки на постой казенный...

Ну, так не лучший ли для Г.М. дар —
Вещь? И согрев, и память про страдавших!
Хотя как будто и такой удар —
Другим вещам, весь зарубеж видавшим!
А друг мой старый — вроде бы взамен
Пообещал мне свой архив московский:

"Ведь я не доживу... И будет мне

Отрадой, если вы... Ох, ведь там столько!"

Какое совпадение: еврей,

Отдавший мне пальто, уйдя из гетто,

Оставил тоже рукопись. Но это

Не смог тогда я сохранить... Вот грех!

Поэтому в раскаянии мысль

Пришла мне в голову: антисемит —

И тот, наверно, сжалился бы в миг!

И в тот заветный, долгожданный день,

Когда с вещами я пошел на вахту —

Освобождаться, вслед бежал, как тень,

Друг Сарояна, Кристиана-Жака

Он кинулся с объятием отца,

Который больше не увидит сына.

И я запомнил это до конца —

Да, в поисках московского архива,

Какой отдать должна была жена —

Та молодуха, что ее щадил он

И нежно звал на "вы"... Увы, она

Не вышла даже на мой зов ретивый!

Так бывший напроказивший турист

Остался без надежд в той мрачной зоне —

Под номером 17, чтоб носить

Мое пальто, а не бушлат казенный.

И он еще писал открытки мне,

Пока дышал на ладан в срок немалый —

Свой петушок ... А что потом во сне

Реглан увидел, гетто вспоминая
И фронт, который обошел меня?
Сюжет — на вкусы киноименам...