РАЗВОД

Каждое утро к 7 часам мы выстраивались в зоне по бригадам для отправки на работу. К этому времени надо было получить на день талоны на питание, постоять в очереди на кухню с котелком, получить и съесть баланду. На улице еще ночь, лютый мороз. В Кировской области в зиму 1941-42 года сорокаградусные морозы начались с ноября и длились до середины марта, доходили до -48°. Одеты мы плохо, в рванье. Надо, впрочем, сказать, что только немногие оставались без валенок, пусть латаных-перелатаных, но хоть ноги были в тепле. Баянист играет марш застывшими пальцами. В 7 часов включается громкоговоритель над воротами. Последние известия. «Наши войска после тяжелых боев оставили...» Голос диктора смешивается с окриками и матерщиной конвоя. Сначала выводят из зоны бригады на общие работы: лесоповал, лесная биржа, погрузка леса на платформы, расчистка путей. Очередь мастерских последняя, успеваем окоченеть. Из ворот выходим, построившись по пять человек. Двое охранников, с двух сторон, считают шеренги и делают пометки на фанерных дощечках. За зоной перестраиваемся по двое, так как дорога в мастерские узкая, между сугробами. Старший конвоя читает утреннюю «молитву»: «...шаг в сторону считается за побег, оружие применяется без предупреждения. Пошли!». Конвоиры щелкают затворами. Сзади и спереди колонны - по стрелку. Плетемся еле-еле, голодные и не выспавшиеся. Голова полна утренними известиями. Такие знакомые города - у немцев, они уже совсем рядом с Москвой, а там жена с дочкой. Украина занята, а мать в Киеве. Что же будет?

Как ни медленно ползем, но некоторым и такой темп очень труден. Еле движется высокий сутулый старик с длинной седой бородой - ленинградский профессор-физик Дическул, учетчик в нашей мастерской. Аристократ, умница. Его все любили и уважали, не исключая шпаны. Так и не пережил он эту зиму.

Наконец добираемся до зоны мастерских. Сторож протопил, в помещениях тепло. Долго отогреваемся и начинаем очередной рабочий день.

Вечером возвращаемся в лагерь. Каждый тащит полено для барака. Часть дров отбирает охрана в воротах - топить караулку и прихватить домой; все охранники были семейные, имели дома и хозяйство.

Бежим за ужином, затем разогреваем котелки в бараке на печке. Наступают блаженные 2-3 часа до отбоя. В бараках жарища. Можно потолковать с соседями по нарам, узнать лагерные новости. И - спать.

Матрас у меня, как и у многих, украли в первые же недели -на них всегда был хороший спрос за зоной. Но это не мешало отличному сну. Ботинки или валенки, шапка накрывались полотенцем - и это была подушка. На нары клалось донельзя выношенное казенное одеяло. Накрывался я старой овчинной дворницкой шубой. Мне ее жена передала в Бутырки, и это было спасением все годы лагеря и ссылки, предмет всеобщей зависти.

Кажется, только закрыл глаза - и вот уже подъем. В первый момент не соображаешь, где ты. Полутемно, холодно - за ночь барак выдуло. Кашель, матерщина, вонь. Кругом копошатся оборванные люди...