РАССКАЗ ФЕЛОМЕНЫ

 

Сарию в НКВД в Сухуме держали недолго, вскоре она была переведена в Тбилиси. Вначале допросы вели в вежливой форме, пытались уговорить ее подтвердить показания арестованных соратников и братьев Нестора. Потом перешли к угрозам, а затем и к пыткам: запирали в карцер, били, загоняли булавки под ногти. Она упорно отказывалась дать показания против мужа и ничего не подписывала.

Однажды Сарию привели на очередной допрос. В кабинете, кроме следователя, были знаменитый своей жестокостью Савицкий и еще несколько человек. Ее предупредили, что если она будет молчать, то забьют сына, братьев, а потом и ее. Тут в кабинет втолкнули ее старшего брата Аки и Костю Инал-Ипа — оба, истерзанные побоями, еле держались на ногах. Несколько минут все трое не могли прийти в себя от неожиданности. Сария опомнилась первой — бросилась к брату и стала крепко его целовать. Оба рыдали. Вдруг раздался металлический голос Савицкого:

— Ну как, признаете себя виновными?

— Да, признаем, — ответил Инал-Ипа.

Аки смотрел на сестру с мольбой, а она громко крикнула, обращаясь к Косте:

— Ты трус, ты способен перешагнуть через труп своей матери ради спасения своей шкуры, в чем же ты признаешься, негодяй?

 

Несчастный Инал-Ипа пропустил слова Сарии мимо ушей и повторил, что действительно был заговор против Сталина и руководил злоумышленниками Нестор Лакоба.

Аки умоляюще сказал сестре:

— Сария, пожалей нас, так надо.

Она же, побагровев от гнева, подскочила к Косте и дала ему пощечину, а брату бросила:

— Вы, мужчины, окончательно потеряли совесть, я никогда не подпишусь подложными показаниями! — и громко сказала следователю: — Уведите этих подлецов!

Брат с ужасом посмотрел на нее, Костя оцепенел — в этот момент они потеряли последнюю надежду на спасение. На несколько минут воцарилась гробовая тишина. Сария потом рассказывала, что эта сцена тронула даже палачей. Мужчин увели, а ее избили и, когда она потеряла сознание, бросили в камеру. Арестанты ухаживали за ней, делали марганцевые примочки, уговаривали пощадить братьев, сестру, сына, наконец, себя. А Сария, собрав последние силы, сказала:

— Пусть убьют, я никогда не подпишу то, чего не было, а если нужно будет, закрою глаза и всем пожертвую, даже сыном.

Допросы с пытками участились. Сария согнулась, постарела, еле передвигалась, но сломить ее не могли.

Однажды в камере у нее вырвалось, что больше всего на свете она боится змей, и кто-то из соседок донес об этом следователю. Через несколько дней ее ночью забрали, а спустя три дня приволокли обратно чуть живую, в невменяемом состоянии. У нее была высокая температура, на вопросы она не отвечала, только смотрела на всех блуждающим взглядом, не узнавая, и постоянно просила пить. Прошло дней пять-шесть, она стала приходить в себя и наконец заговорила. Оглядываясь по сторонам и вздрагивая от малейшего шороха, Сария рассказала, что с ней случилось.

Ее привели к следователю, начался обычный допрос: угрожали, запугивали, материли, били, но ничего не добились. Следователь велел охраннику увести ее, бросив вслед:

— Теперь как миленькая заговоришь!

 

Охранник втолкнул ее в подвальный карцер. Там царила кромешная тьма. Она помнит, как упала в воду и что-то скользкое и холодное коснулось ее ноги. Когда глаза немного привыкли к темноте, она увидела змею. В ужасе стала кричать, колотить в дверь. Последнее, что помнит, — сильно закружилась голова, и она потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что лежит на полу, вся мокрая, в кабинете следователя, а вокруг ее мучители, уверенные, что теперь-то она наконец заговорит. Следователь сказал:

— Неужели будешь продолжать молчать? Подпиши, и все мучения кончатся.

Но она продолжала молчать и вскоре опять потеряла сознание. Что было с ней дальше, не знает, потому что в себя она пришла только в Орточальской тюрьме и долго не могла понять, почему ее окружают совсем другие люди. Наверное, это было какое-то временное помутнение рассудка — психика ее уже не выдерживала.

Дальше Феломена говорила о том, чему сама была свидетелем, — о последних днях жизни Сарии. Та уже находилась на грани безумия. Все время звала Рауфа, мать, братьев, говорила с Нестором... Смотреть на нее было страшно. Она то приходила в себя, то вновь теряла рассудок. Феломену она заставила поклясться, что та найдет кого-нибудь из родственников и все расскажет...

Инна закончила свой страшный рассказ и добавила:

— Теперь я выполнила свою клятву — ты родственница Сарии, и ты все знаешь. Ее душа может успокоиться.

Позже я спросила у врача, который, рискуя жизнью, до вечера не сообщал о смерти Сарии, где ее похоронили. Он ответил:

— Кто будет хоронить?.. Выбросили в общую яму, как и других...

Днем и ночью я возвращалась мыслями в свое детство — там было все так светло, просто и чисто. Вспоминала свою недолгую жизнь в доме Нестора и Сарии. Вспоминала с мучительным чувством вины маму и отца: что с ними, живы ли?

 

И только об Эмды я себе запрещала думать — это было невыносимо больно.

Сария и после смерти продолжала руководить мною: вспоминая ее, я решила, что должна выжить — хотя бы для того, чтобы рассказать правду всем, кто помнил и любил семью Нестора и кто еще остался в живых. Непоколебимая вера Сарии в то, что пройдут годы, может, очень много лет, но правда восторжествует, вселила и в меня надежду. Я стала сильнее духом.