ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЛИТВИНОВА
ПАВЛА МИХАЙЛОВИЧА
Литвинов: Вкратце я остановлюсь на мотивах моего поступка. 21 августа советские войска перешли границы Чехословакии. Я считаю эти действия советского правительства грубым нарушением норм
международного права и нарушением статьи конституции о праве наций на самоопределение. Как советский гражданин я считал необходимым протестовать — так или иначе. Демонстрация — это законная форма выражения протеста. Поэтому 25 августа я пришел на Лобное место и поднял плакат. Сразу, как только мы сели, к нам бросилась группа людей. Они бежали быстро, с разных сторон. Подбежав, они вырвали плакаты. Первыми ко мне подбежали мужчина с портфелем и женщина с сумкой. Мужчина портфелем нанес мне несколько ударов, в том числе по голове. Возможно, удары наносила и женщина. Раздался треск, и, оглянувшись, слева от себя я увидел окровавленное лицо Файнберга — у него были выбиты зубы. На нас бросились сначала 5 или 6 человек, потом их стало больше. Женщина с сумкой кричала все время в сторону, явно собирая толпу. Эти люди кричали: «Хулиганы, тунеядцы, антисоветчики!» Остальная толпа недоумевала. Некоторые граждане задавали вопросы. Практически они не могли понять, в чем дело: они не успели увидеть содержание плакатов.
Люди задавали вопросы, зачем мы здесь, мы спокойно отвечали, объясняя причину демонстрации. Кричали и шумели только те граждане, которые напали на нас. После этого нас стали затаскивать и впихивать в машины эти же граждане. Сопротивления мы не оказывали, хотя они не имели никаких знаков отличия и ничем не могли доказать свое право арестовывать нас. Мы не видели никого в форме, никто не предъявлял нам документов. Меня впихнули в машину, где было человек шесть. Мы провели целый день в 50 отделении милиции, где
мы сразу потребовали произвести судебно-медицинскую экспертизу по поводу выбитых зубов Файнберга.
Судья: Вы держали в руках плакат. Откуда он появился?
Литвинов: Я не снимаю с себя ответственности ни за один плакат, бывший на площади, и не вижу причины отвечать на этот вопрос.
Судья: Вы пришли на площадь один?
Литвинов: Я отказываюсь отвечать.
Судья: Была ли договоренность с другими подсудимыми о времени и месте встречи?
Литвинов: Не было.
Судья: В материалах дела отмечено, что вы нигде не работаете. На какие нее средства вы живете? Ведь у вас есть ребенок, которому вы должны помогать.
Литвинов: Я был уволен в начале этого года формально за прогул, но фактически не за это, так как никаких замечаний по работе у меня не было. Однако меня уволили. Существовал я на переводы и частные уроки. Имена лиц, которым я давал частные уроки, я называть не собираюсь. Я все время пытался устроиться на работу. Подавал на конкурс в два ВУЗа. Обратился в комиссию по трудоустройству в Горисполком. Там мне предложили работу, но меня на эту работу не взяли, так как она не соответствовала моей специальности. Затем начал оформляться в Институт горного дела, но оформление затянулось. В августе я устраивался на завод. Разные люди пытались мне помочь, но безуспешно. Я старался зарабатывать уроками и переводами и да-
вал деньги на воспитание сына, но меньше, чем обычно.
Судья: Накануне 25-го Вы звонили кому-нибудь из знакомых?
Литвинов: Да, я звонил своей знакомой Инне Корховой 24-го и назначил ей свидание у метро «Проспект Маркса» в половине двенадцатого без объяснения причин. Встретившись, мы пошли в сторону Красной площади, я ей тоже ничего не объяснил. Сказал только: «Останься на тротуаре и смотри на всё, что будет». После этого я увидел ее только в милиции.
Народный заседатель: Почему вы выбрали именно Лобное место?
Литвинов: Основные мотивы: отсутствие движения транспорта; и Красная площадь — это подходящее место для предания гласности обращения к правительству.
Народный заседатель: Кто выбрал место и время?
Литвинов: Я отказываюсь отвечать.
Судья: Как давно вы знаете остальных подсудимых и в каких отношениях с ними состоите?
Литвинов: Богораз — около двух лет, мы друзья. Бабицкого — полгода-год, знаю мало, но отношения у нас хорошие. Дремлюгу — 4-5 месяцев, виделись не часто, отношения хорошие. Делоне знаю лет 15, последнее время видел его редко, близких отношений между нами не было.
Прокурор: Когда в последний раз перед 25 августа вы виделись с каждым из подсудимых?
Литвинов: Не помню и отказываюсь говорить о других. Когда мы виделись в последний раз, не имеет отношения к делу.
Прокурор: В каком месте вы встретились с Богораз?
Литвинов: Недалеко от Лобного места.
Прокурор: Была ли между вами предварительная договоренность?
Литвинов: Не было.
Прокурор: Значит, это случайное совпадение?
Литвинов: Думаю, что это не случайное совпадение.
Прокурор: Как же вы так говорите?! Вот вы физик, должны рассуждать логично. Если это не случайность, значит была договоренность.
Литвинов: Нет, это не противоречит логике. Я могу вам предложить несколько вариантов иных возможностей. Например — я не утверждаю, что так было, но возможен следующий вариант: некое третье лицо сообщило и мне, и Богораз о том, что 25-го готовится демонстрация. Мы могли там встретиться без всякой предварительной договоренности, но в то же время не случайно.
Прокурор: Если бы вы были один, вы бы все равно пошли?
Литвинов: Безусловно.
Прокурор: Чем вы объясните, что вы оказались 25-го именно в 12 часов на Красной площади?
Литвинов: По-моему, это не имеет отношения к существу дела.
Прокурор: Вы должны быть заинтересованы в выяснении всех обстоятельств, связанных с этим делом, а вы все время отказываетесь отвечать.
Литвинов: Я не вижу ничего предосудительного ни в моих действиях, ни в действиях других подсудимых.
Прокурор: Если вы не видите состава преступления, то тем более непонятно, почему вы не хотите говорить о них.
Литвинов: Потому что обвинение считает их преступными, я не хочу ему помогать.
Прокурор: Но я спрашиваю о ваших поступках.
Литвинов: Я отказываюсь говорить о себе то, что может служить отягчающим обстоятельством для других.
Прокурор: Какой вы держали лозунг?
Литвинов: Содержание лозунга: «За вашу и нашу свободу», но я не снимаю с себя ответственности ни за один лозунг.
Прокурор: Каков внешний вид плаката?
Литвинов: Кусок полотна с палочками, длиной 20-25 см.
Прокурор: Как вы были одеты?
Литвинов: В белой рубашке и серых брюках.
Прокурор: Могли ли вы спрятать плакат в одежде?
Литвинов: Отказываюсь отвечать.
Прокурор: Почему вы отказываетесь отвечать? Ведь это имеет прямое отношение к фактическим обстоятельствам дела.
Литвинов: На мой взгляд, фактические обстоятельства заключаются в том, что мы сели на тротуар и подняли плакаты.
Прокурор: Как давно вы знакомы с Корховой и когда вы встречались с ней в последний раз?
Литвинов: Мы знакомы примерно два года. Встречались то часто, то редко. Перед 25 августа — приблизительно за неделю.
Прокурор: Причина вашего звонка Корховой?
Литейное: Я хотел, чтобы на площади был чело-
век, ничего не знающий: я был уверен, что будет провокация, и хотел, чтобы на площади присутствовал человек, который мог бы объективно осветить происходящие события.
Прокурор: Какие у вас отношения с Русаковской?
Литвинов: Фактический брак в течение нескольких месяцев.
Прокурор: Известно ли вам, что Русаковская была на площади? Как и когда она узнала о готовящемся событии? Ставили ли вы ее в известность?
Литвинов: В известность не ставил, но в остальном отказываюсь отвечать, так как Русаковскую отклонили как свидетеля.
Прокурор: Представляли ли вы себе, что ваше появление около автомобильной трассы может повлечь за собой нарушение движения?
Литвинов: Не представлял, так как знал, что там нет автомобильного движения.
Прокурор: А знали ли вы, что то, что вы собирались сделать, представляет собой нарушение закона?
Литвинов: Я знаком с Конституцией и законом. Я считаю, что статья 1903 не отменяет гарантированную статьей 125 Конституции свободу демонстраций. Я не собирался нарушать закон и считаю, что я его не нарушил.
Прокурор: Вы так хорошо знаете статьи Конституции о своих правах, а знаете ли вы 130 статью Конституции?
Литвинов: Я не знаю по номеру, но содержание, наверно, знаю.
Прокурор: Статья 130 обязывает каждого гражданина соблюдать законы.
Литвинов: Я хотел соблюдать закон и считаю, что соблюдал его.
Прокурор: Знаете ли вы 112 статью Конституции?
Адвокат Каминская: Возражаю против вопроса прокурора. Мы рассматриваем конкретное предъявленное обвинение, и нет никаких оснований устраивать здесь экзамен по знанию Конституции.
Судья: Ваш следующий вопрос, товарищ прокурор.
Прокурор: Чем вы объясняете, что вы нарушили свою основную конституционную обязанность трудиться?
Литвинов: Я не повинен в этом. Виновны те, кто незаконно уволил меня и кто не принимал меня на работу.
Прокурор: Если вы считали свою увольнение неправильным, обращались ли вы с жалобой в надлежащие инстанции?
Литвинов: Я обращался в городской совет профсоюзов, и мне сказали, что дело судом принято не будет.
Прокурор: На какие средства вы жили?
Судья: Товарищ прокурор, суд уже уточнял этот вопрос.
Прокурор: Оказывали ли вы материальную помощь своему ребенку?
Литвинов: Когда я работал, я давал 30-40 руб. в месяц в соответствии с заработком. В последнее время, когда я не работал, — немного меньше.
Адвокат Каминская: Какую должность вы занимали в институте?
Литвинов: Ассистент.
Каминская: Это конкурсная должность?
Литвинов: Да. Увольнение с конкурсной должности не разбирается судом.
Каминская: Считаете ли вы, что уклонялись от своих конституционных обязанностей?
Литвинов: Ни в коем случае. Я старался найти работу.
Каминская: Почему вы говорите, что были формально уволены за прогул?
Литвинов: Потому что у нас это было обычным делом, что преподаватели подменяли друг друга во время лабораторных работ. Я пропустил два дня, предварительно договорившись. Мне было сделано замечание в учебной части, что я не поставил учебную часть в известность об этом. Однако после этого меня — как лучшего преподавателя — направили в командировку для обмена опытом. После возвращения меня уволили за пропущенные два дня.
Каминская: Выкрикивали ли вы лозунги аналогичного с плакатами содержания?
Литвинов: Я ничего не выкрикивал и не слышал, чтобы кто-нибудь что-нибудь выкрикивал.
Каминская: Считаете ли вы тексты лозунгов ложными или клеветническими?
Литвинов: Я не считаю их ложными и не считаю, что они носили клеветнический характер.
Каминская: Видели ли вы хотя бы одну машину, выходящую из Спасских ворот?
Литвинов: Нет, не видел.
Каминская: Оказывали ли вы сопротивление лицам, которые вас задерживали?
Литвинов: Не оказывал.
Каминская: Чем вы отвечали на удары, которые вам были нанесены?
Литвинов: Ничем. Я продолжал сидеть, так же, как и мои товарищи.
Каминская: Видели ли вы, чтобы кто-нибудь оказывал сопротивление?
Литвинов: Нет, никто сопротивления не оказывал.
Каминская: Вы могли бы опознать людей, которые вас задерживали и били?
Литвинов: Кое-кого могу опознать.
Адвокат Каллистратова: Вы сказали, что держали лозунг. Вы один держали его или с кем-нибудь?
Литвинов: Мы держали вдвоем. Вторым был Делоне или Файнберг.
Адвокат Монахов: С того момента, как вы развернули плакаты, вы оставались на тротуаре? Или сошли на проезжую часть?
Литвинов: Я не сходил с тротуара и вообще не знал, что там есть проезжая часть.
Народный заседатель: Вы сказали о том, что будет провокация.
Литвинов: Да, я был в этом убежден.
Народный заседатель: Почему вы не заявили в органы охраны общественного порядка, чтобы вас оградили от провокации?
(Смех в зале.)
Судья: Прошу прекратить смех. Здесь не происходит ничего смешного.
Литвинов: Так как провокация должна была быть связана с моими действиями, то о чем же я должен был заявлять, кого предупреждать?
Адвокат Каминская: Предполагали ли вы, идя на демонстрацию, что с вами поступят так, как поступили? И знали ли вы, что, поступая так, вы навле-
каете на себя опасность привлечения к ответственности?
Судья: Товарищ адвокат, суд делает вам замечание. Вы подсказываете подсудимому ответы.
Каминская: Чем вы объясняете, что вы пошли на площадь, зная, что вам предстоят серьезные неприятности?
Литвинов: Я был глубоко убежден в правоте своих действий и как советский гражданин был обязан протестовать против грубой ошибки, совершенной правительством.