ОБ ЭТОЙ КНИГЕ

Человеческая память — просторное вместилище, но все же не беспредельное. Под грузом новых впечатлений что-то вытесняется, что-то сжимается. Свидетельствую: повесть Анны Никольской «Передай дальше!», прочтенная довольно давно, сохранилась в памяти полностью. Не скажу, что во всех деталях (прочел я ее лишь раз и, следуя названию, передал дальше, и от каждого нового читателя слышал отклик о необычном и очень глубоком впечатлении), но сохранилось первое ощущение от встречи с явлением исключительным.

Да, конечно, прежде всего содержание — то, о чем рассказала А. Никольская. Лагерь заключенных, через который в сталинские времена довелось пройти автору. Судьбы и трагедии людей, канувших в бездну без следа, не нашедших даже слабого утешения в том, чтобы хоть кто-то знал, как это было, как было на самом деле, и вдруг через много лет явившихся к нам живыми — со своими именами, со своей речью, характерами, душевным складом, с ужасом прожитого и просветами в этом ужасе. Они пришли не как литературные герои, не как отражение, но как сама реальность.

Это главное. Но не единственное.

Есть еще судьба самой Никольской, рассказанная, переданная лишь пунктиром. Она иная, она отличается от других. Прежде всего потому, что Никольская — автор, она единственная нашла в себе силы, смелость, обрела право говорить. Говорит она о них — о тех, кто были рядом и вокруг. Говорит и о себе — о своих действиях, поступках, меньше о мыслях, почти ничего о переживаниях. Ни одного слова самооценки. Но теперь, когда повесть напечатана, когда Анны Борисовны Никольской уже нет, больше всего поражает в повествовании именно она сама...

Оказывается, возможна человеческая чистота, которая сохраняет себя в самой страшной грязи и во прахе — не отгораживаясь, идя навстречу, не замыкаясь в своей исключительности, без ханжества, без брезгливого осуждения. Оказывается, милосердие может быть несгибаемым. Оказывается, «духовность» не только выше «животности», но и не слабее ее.

Наконец «Передай дальше!» — крупное художественное произведение. Не рискну анализировать его достоинства, для этого нужно много раз вернуться к нему и много подумать. Но вот слово, мелькнувшее после первого прочтения повести, и теперь, когда я познакомился с рассказом Никольской «Иннокентий Васильевич» («Простор», № 9, 1987) и другими рассказами, которые читатель найдет в этой книге,— вот слово, вновь явившееся,— целомудрие. Забытое слово, не правда ли? Откровенность, совершенно лишенная прямолинейности, тем более фамильярности, грубости — и по отношению к героям (как любимым, так и неприемлемым), и по отношению к адресату.

...Дух света исходит со страниц, наполненных ужасом событий. Поэтому в глазах у читателя, закрывающего последнюю страницу, слезы не только сочувствия, но благодарности.

Сергей ЮРСКИЙ

1987 г. Ноябрь Москва.