VII.

Возвращеніе въ Москву. Л. И. Гучковъ, Оловянишниковъ, Второвы. Вторая поездка въ Новочеркасскъ. М. П. Богаевскій. Калединъ. Панихида.

 

Въ Москву прибыли 13 ноября. Съ вокзала я проехала въ комитетъ, дабы убедиться, что все обстоитъ благополучно. Тотчасъ сделала докладъ о нашей поездке въ Оренбургъ и Новочеркасскъ, показала письма Дутова, Каледина и Алексеева. Въ свою очередь Крыловъ доложилъ о работе комитета во время нашего отсутствія. Я узнала, что офицеровъ, ищущихъ спасенія у солдатъ, прибываетъ все больше и больше, а въ Москве повальные разстрелы. Вся команда состоитъ сейчасъ исключительно изъ офицеровъ: солдатъ сразу отправляютъ по домамъ.

— Ждали только вашего пріезда, Марья Антоновна, — заявили офицеры, — чтобы сейчасъ же съ вами на Донъ.

За мое отсутствіе комитетъ отправилъ 280 человекъ, въ комитете находилось 365 офицеровъ и юнкеровъ,которыхъ нужно было немедленно вывезти. Я посмотрела на Андріенко и решила ехать завтра-же.

— Поедемъ, — улыбнулся Андріенко.

Въ комитете стали приготовлять нужныя

 

бумаги. Я передала Крылову письма, адресованные офицерами въ Москву, прося его лично развести ихъ по адресатамъ. Было поздно, Крыловъ проводилъ меня домой.

Дома я просидела до 5 час. утра, распределяя пособія семьямъ офицеровъ по спискамъ. Всего тогда было выплачено 32.000 рублей въ разные концы Россіи. Утромъ въ 8 час. уходя изъ дому, я простилась съ домашними, такъ какъ не знала, успею ли еще вернуться, и — въ комитетъ. Мы стали писать денежные переводы и разносить деньги въ разныя почтовыя отделенія; посылкавсего сразу съ главной почты могла навлечь подозренія. Позже я отправилась съ Андріенко и Крыловымъ въ советъ — передать бумагу Оренбургской Городской Управы о томъ, что команда доставлена съ оружіемъ и въ полномъ порядке.

Въ совете исполнительный комитетъ Оренбургской Управы осведомился, какъ мы доехали. Я ответила, что очень плохо.

— Когда и куда думаете отправить другую команду? — спросилъ членъ совета. — Сами видите изъ бумаги, — продолжалъ онъ, что въ Оренбургъ нужно бы еще доставить самое меньшее 500 человЕкъ.Ноу насъ есть и важнее требованія: въ донецкій бассейнъ. Ростовская Городская Управа требуетъ несколькихъ сотъ человекъ. Правда, ехать опасно, въ Новочеркасске собралась вся недорезанная сволочь, боюсь, чтобы вашу команду не разоружили . . .

— Пусть попробуютъ! Мы ведь въ политику не вмешиваемся, — ответилъ Андріенко.

— Если вы, товарищи, Ехать не боитесь, то извольте.

— Намъ нужна бумага изъ совета, по

 

пути на каждой станціи могутъ разоружить, — напомнилъ Андріенко.

— Сейчасъ бумагу приготовятъ. Кто будеть сопровождать команду?

Выписавъ наши фамиліи, вскоре онъ вернулнулся съ бумагой. Она гласила: «По пути следованія команды бежавшихъ изъ плена,направляющейся изъ Москвы въ Ростовъ на Дону (въ Городскую Управу), оказывать всякое содействіе сопровождающимъ команду товарищамъ — подпрапорщику Андріенко и вернувшейся изъ плена сестре милосердія М. А. Нестеровичъ. Команда следуетъ съ оружіемъ. Членъ Совета Мякитинъ».

Получивъ бумагу, мы могли Ехать спокойно. Крыловъ съ Андріенко отправились къ команде предупредить, что трогаемся сегодня. Я поехала искать Оловянишникова. Не помню, где его застала. Прочитавъ письмо ген. Алексеева, Оловянишниковъ вернулъ мне въ руки письмо, сказавъ:

— Передайте Алексееву, что денегъ мы ему не дадимъ, пусть беретъ где угодно — въ Англіи, Америке, Франціи. У насъ денегъ нетъ.

Я была какъ громомъ поражена.

— Генералъ Алексеевъ разсчитывалъ на Москву, на денежную помощь москвичей . . .

— Напрасно, — отрезалъ Оловянишниковъ

— Хорошо, я такъ и передамъ генералу Адексееву.

Отъ Оловянишникова я пошла къ Ник. Ив. Гучкову. Гучковъ принялъ очень любезно и произвелъ на меня въ высшей степени пріятное впечатленіе. Прочитавъ письмо полковника Матвеева и просмотревъ бумаги — отъ Дутова, Каледина, Эрдели и Алексеева, — онъ сказалъ, что много обо мне слышалъ, и просилъ разсказать о Дутове и какъ на Дону. Выслушалъ и посоветовалъ:

 

— Прежде всего, все записывайте. Это чрезвычайно важно! А я весь къ вашимъ услугамъ, сделаю для васъ все, что могу сделать.

Я его поправила въ томъ смысле, что мне-то лично ничего не нужно: «Все, что вы собираетесь сделать, только для спасенія вашей-же родины».

— Вашей родины! Какъ вы сказали? — переспросилъ Гучковъ. — А разве Россія вамъ не родина?

— Моя родина — Польша, а гибнущую Россію мне жаль . . .

— Позвольте поцеловать вашу ручку, — ответилъ Гучковъ.

Я разсказала детально, какія у меня средства, что надеюсь я только на Второва, который обещалъ 100.000 рублей, и что сегодня-же еду обратно на Донъ, съ большой партіей офицеровъ. Гучковъ сталъ разсказывать, что у него на шее вся Сибирь, что въ Сибирь нужно отправлять какъ можно больше офицеровъ, что онъ и делаетъ. Идутъ туда большія суммы, а оружіе и снаряды доставятъ японцы. «Уменя съ ними связь», — закончилъ онъ.

Онъ вышелъ на минуту и принесъ мне 5.000 рублей.

Я была поражена столь малой суммой. Ведь расходы мои были огромны, запасъ одежды въ комитете быстро таялъ. Гучковъ заявилъ, что денегъ у него больше нетъ, но что онъ постарается приготовить. Онъ далъ мне два большихъ конверта съ печатями, говоря, что это важные документы большого государственнаго значенія, которые я должна передать его брату Александру Ивановичу Гучкову въ Новочеркасске или Кисловодске, буде онъ туда уехалъ. А если бы я сама не могла, то этотъ пакетъ долженъ быть пересланъ съ кемъ нибудь изъ надежныхъ

 

офицеровъ. Что было въ пакете — я такъ и не узнала: действительно важные документы, или просто переписка съ братомъ? Это такъ и осталось на совести братьевъ Гучковыхъ.

— Писать ничего не буду, — продолжалъ Гучковъ, — а прошу передать на словахъ Каледину, что въ Новочеркасскъ прибудетъ санитарный поездъ N0 4 изъ ставки (изъ Могилева) съ запасами медикаментовъ и перевязочнымъ матеріаломъ на полтора милліона рублей. Заведуетъ поездомъ мой зять Карповъ, а сестрой милосердія едетъ моя дочь. Поездъ вышелъ изъ Могилева, будто бы направляясь на Кавказскій фронтъ, такъ что путь его — черезъ Новочеркасскъ. Тамъ онъ и останется.

Кроме того Гучковъ попросилъ передать Каледину, что въ Сибири идетъ большая организація, и назвалъ мне сибирскіе города, куда японцы свозятъ снаряды и оружіе.

Затемъ я поехала къ Второвымъ. Меня встретила г-жа Второва, удивившаяся моему приходу: ведь она только получила мою открытку изъ Оренбурга и другую — изъ Лисокъ! Мы прошли въ кабинетъ. Г-жа Второва, слушая меня, плакала и просила оставить ей документы, чтобы показать мужу.

— Господи, пусть только наступаютъ на Лиски, Москва ихъ засыпетъ золотомъ, — говорила она.

На это я ответила, что когда добровольческая армія будетъ въ Москве, тогда сама добудетъ золота, а вотъ — чтобы дойти до Москвы, действительно нужны деньги.

Отъ Второвыхъ я поехала въ комитетъ. Деньги по спискамъ добровольческой арміи были высланы, списки и почтовыя квитанціи я забрала съ собой, — ихъ надлежало отвезти на

 

Донъ въ качестве оправдательныхъ документовъ.

Въ комитете все уже было готово, бумаги, запасныя удостоверенія и пять паспортныхъ книжекъ, о которыхъ просилъ генералъ Эрдели. После комитета я съездила въ Московскій международный банкъ за бумагами ген. Эрдели. Всюду въ банкахъ тогда сидели уже комиссары, трудно было получить процентныя бумаги, но мне помогъ директоръ банка Форштеттеръ. Зашла вторично — къ Второвымъ. Они обрадовались, и Второвъ выдалъ мне 10.000 рублей, сказавъ, что больше при себе нетъ , а доставать изъ банковъ стало трудновато.

Опять — комитетъ. Тамъ полно офицеровъ. Я спросила одного полковника, отчего все идутъ къ намъ, когда въ Москве столько учрежденій, обладающихъ средствами, которыми я не располагаю. Офицеръ ответилъ:

— Къ вамъ и попасть легче и скорее все получишь для бегства изъ Москвы.

Заявлялись родные техъ офицеровъ, отъ которыхъ доставлены были черезъ меня письма, и просили забрать съ собою офицерскія письма, ордена и револьверы. Отказать было невозможно. Мне пришлось везти подъ платьемъ шесть браунинговъ и мешочекъ съ патронами. Въ последнюю минуту графъ Дмитрій Адамовичъ Олсуфьевъ прислалъ 3.000 рублей.

Съ тяжелымъ чувствомъ уезжали мы на Донъ. Противно было думать о скупости людей, сидящихъ на деньгахъ и не понимающихъ, какъ важна для нихъ же самихъ помощь родине.

Крыловъ принесъ всю коллекцію большевицкихъ приказовъ, изданныхъ въ МосквЕ. Спрятавъ все за пазухи, мы взяли извозчика. Команда, выстроившись передъ комитетомъ, отправилась на вокзалъ пешимъ порядкомъ. На вок-

 

зале — полнымъ-полно красноармейцевъ и матросовъ, вооруженныхъ до зубовъ. Нашей команде отвели три товарныхъ вагона. Было тесновато, но въ конце концовъ присоединились къ намъ еще три матроса. На вокзале, въ сторонке, стояли родные и близкіе уезжающихъ офицеровъ; подходить и прощаться мы никому не разрешили.

Итакъ, 14 ноября въ 8 час. вечера, съ командой въ 297 человекъ, мы отбыли на Донъ. Остальная часть команды, подъ начальствомъ одного изъ офицеровъ, направилась опять въ Оренбургъ. Изъ Москвы спаслось снова 365 человекъ офицеровъ и юнкеровъ, изъ техъ, что любили Россію и жаждали ея возрожденія, — изъ техъ, которыхъ безпощадно разстреливаливали большевики...

Въ Новочеркасскъ мы прибыли 16 ноября въ 3 часа ночи, офицеры остались на вокзале. Я направилась съ Андріенко въ гостиницу, где для насъ, по распоряженію генерала Эрдели, были реквизированы два номера. . . Первый спокойный мой сонъ за долгіе дни.

Утромъ разбудилъ стукъ въ дверь. Это былъ Андріенко, говорившій, что ген. Эрдели наведывался два раза, что уже девять часовъ и вообще вставать пора. . .

Андріенко хотелъ сразу пойти на вокзалъ, къ офицерамъ. Я предложила — сначала въ штабъ на Барочную, чтобы явиться генералу Эрдели и узнать, куда провести офицеровъ. На Барочной младъ и старъ выбежали намъ навстречу: «Пріехали, пріехали!» — Наверху встретилъ ген. Эрдели:

— Марья Антоновна, благодетельница наша, здравствуйте!

 

Андріенко, вытянувшись во фронтъ, отрапортовалъ:

— Ваше Высокопревосходительство, разрешите доложить. Изъ Москвы прибыла команда офицеровъ. Она ждетъ на вокзале. Куда прикажете препроводить?

Генералъ позвалъ дежурнаго и велелъ разместить прибывшихъ по частямъ.

Тутъ полковники Киріенко и Святополкъ-Мирскій стали просить о назначеніи больщаго числа офицеровъ въ Георгіевскій полкъ. Андріенко, передавъ мне письма, уехалъ на вокзалъ, а я прошла въ кабинетъ къ ген. Эрдели. Къ намъ присоединились полковники Дорофеевъ, Матвеевъ, Мирскій и Киріенко. Я спросила генерала, можно-ли говорить подробно. Получивъ утвердительный ответъ, разсказала все, что знала о положеніи въ арміи. Въ заключеніе доложила о помощи офицерамъ:

— Ваше Высокопревосходительство, вотъ списки, по которымъ высланы деньги семьямъ офицеровъ. Здесь все почтовыя квитанціи. Каждый офицеръ лично можетъ убедиться, сколько послано его семье.

— Ахъ, какъ это хорошо, — обрадовался генералъ, — какъ вамъ будетъ благодаренъ ген. Алексеевъ, какой подарокъ добровольцамъ! Это подниметъ духъ арміи. Ведь все мы люди.

Генералъ поцеловалъ мне руку, за нимъ и все офицеры. Генералъ просилъ полк. Дорофеева уведомить заинтересованныхъ офицеровъ и вывесить списокъ отосланныхъ пособій на видномъ месте въ штабе, чтобы каждый офицеръ могъ проверить по почтовой росписке, сколько послано его семье.

— Вотъ, генералъ, и ваши процентныя бумаги.

 

— Неужели же привезли? — удивился Эрдели.

— А вотъ, — продолжала я, — все приказы, выпущенные въ Москве за время большевиковъ.

— И это очень важно, — одобрилъ генералъ.

Все письма изъ Москвы я передала тоже полк. Дорофееву. Затемъ офицеры вышли изъ кабинета, осталась я съ генераломъ и отдала ему пять паспортныхъ книжекъ и толстую пачку бланковъ съ печатями нашего комитета и даже несколько бланковъ совета депутатовъ. Отъ генерала я прошла къ ожидавшему меня Дорофееву. Я разсказала ему, что много нашихъ солдатъ мы устроили въ городской милиціи, въ домовой охране, и такимъ образомъ въ Москве имеется значительная вооруженная сила изъ нашихъ солдатъ.

Ген. Эрдели вышелъ къ ген. Алексееву съ докладомъ о моей поездке, а намъ для разговора предложилъ перейти въ свой кабинетъ.

Дорофеевъ не переставалъ говорить объ ужасномъ положеніи офицеровъ:

— Знаете, Марья Антоновна, офицеры приходятъ ко мне, прося одолжить хотя бы 50 коп. на папиросы, а у меня у самого ни копейки за душой. Самъ бежалъ на Донъ въ чужомъ костюме, со ста рублями.

Думаю, нелегко было полковнику признаваться мне, двадцатилетней девушке, въ зтой нужде . . . Я уговорила его принять отъ меня тысячу рублей для себя лично; еще 4.000 я передала ему для раздачи самымъ беднымъ офицерамъ.

— Пойдемте къ Каледину, — предложилъ Дорофеевъ, — плохо съ донцами, очень плохо, не хотятъ драться противъ большевиковъ. Вотъ

 

идутъ бои подъ Ростовомъ: дерутся добровольцы, среди которыхъ половина детей, кадетовъ. Если бы не кубанцы, не знаю что и вышло бы. Вы слыхали, что на Донъ едутъ карательной зкспедиціей матросы? И съ ними наверняка начнетъ переговоры Войсковое Правительство. А мы, добровольцы, въ качестве гостей, никакихъ меръ принять не можемъ. Существуетъ здесь юнкерское училище. Почему-бы не послать юнкеровъ подъ Ростовъ? Дрались бы вместе съ нами противъ общаго врага. А то вотъ вчера обратился ген. Алексеевъ къ Каледину съ просьбой выдать обмундировку для добровольцевъ. Что же вы думаете? Калединъ ответилъ: «Не могу,у насъ у самихъ въ войске малый запасъ». Тутъ и Калединъ не хозяинъ — войсковой кругъ. Подъ Ростовомъ все время требуются пополненія. Люди есть, а послать не въ чемъ. Пришелъ, наконецъ, приказъ атамана — взять изъ юнкерскаго училища немного полушубковъ и гимнастерокъ. Такъ представьте себе: юнкера бурю подняли. Да, скверно, скверно, — повторялъ Дорофеевъ. — Какъ бы здесь не загубили лучшихъ нашихъ силъ. Шныряютъ ужъ какія-то темныя личности, подстреливаютъ изъ за угла офицеровъ. Убито несколько человекъ въ Новочеркасске сзади, въ затылокъ. А сами ничего не смеемъ безъ разрешенія Каледина — ни обыска, ни ареста.

Простившись съ Дорофеевымъ, я пошла къ командиру Георгіевскаго полка, где меня ждали. Въ коридоре офицеры стали благодарить за письма, вещи и пособія, очень радовались орденамъ и револьверамъ. Подошелъ старый генералъ, сказалъ, что у нихъ изъ-за меня сегодня праздникъ. Радуется и ген. Алексеевъ, что семьи офицерскія обезпечены. Съ трудомъ

 

прошла я въ комнату Георгіевскаго полка къ полковникамъ Святополкъ-Мирскому и Киріенко, Матвееву и другимъ.

Заглянулъ еще какой-то полковникъ и разсказалъ, что объезжалъ караулы: люди замерзаютъ, въ гимнастеркахъ и рваныхъ сапогахъ, необходимо послать сейчасъ же теплыхъ вещей. Полковникъ Киріенко заявилъ, что исполнить это нетъ никакой возможности: одежды нетъ.

Разсказъ взволновалъ меня. Я попросила пришедшаго полковника обождать, обещая черезъ полчаса привезти хоть немного вещей. Поехала въ магазинъ и купила 10 теплыхъ фуфаекъ, 20 паръ шерстяныхъ носковъ, 20 паръ перчатокъ и 30 паръ сапогъ. За все заплатила 3.500 рублей. Вещи передала полковнику Матвееву и Козину, заведывающему хозяйствомъ полка, прося сейчасъ же все разослать въ караулы. Больше купить я не могла, ничего другого не нашла въ Новочеркасске. Пришелъ Андріенко, котораго я послала къ М. П. Богаевскому спросить, когда онъ меня приметъ. Андріенко принесъ записку: Богаевскій ждалъ каждую минуту. Я тотчасъ поехала.

Меня всегда поражало очень грустное выраженіе лица у М. П. Богаевскаго, точно пред чувствовалъ онъ свой трагическій конецъ. Онъ повелъ къ Каледину, принявшему меня очень ласково. Я доложила атаману подробно обо всемъ, о чемъ просилъ Н. Гучковъ. Когда я стала говорить объ Оловянишникове, Калединъ заметилъ: «Мерзавцы, денегъ дать не дадутъ, а только подведутъ Алексеева».

Я спросила атамана, почему казаки не хотятъ драться за свой же родной Донъ? Онъ ответилъ, что слишкомъ велика агитація боль-

 

шевиковъ, и денегъ у нихъ много: уже успели разложить казачество. Теперь сами казаки большевиками стали, такъ чего же имъ и драться противъ большевиковъ!

Богаевскій молчалъ, какъ всегда, закрывъ голову руками.

— Вотъ, слышали, — продолжалъ Калединъ, — карательная экспедиція изъ матросовъ собирается въ Новочеркасскъ? Придется съ ними разговаривать.

— Зачемъ же разговаривать? — недоумевала я.

— Ничего не поделаешь, придется разговаривать.

Слушая все это, страшно становилось за судьбу офицеровъ.

— Хорошо, — заметила я, — если карательная экспедиція потребуетъ выдачи вождей добровольческой арміи, тогда допустимъ, вы и ваше правительство не согласитесь съ требованіемъ, но если захотятъ того же сами казаки, тогда что сделаете?

Мне нужно было добиться прямого ответа Каледина. Онъ задумался:

— Это можетъ произойти только въ случае нашего окруженія въ Новочеркасске. Ежели такъ — придется либо драться до последняго, либо распустить добровольцевъ кого куда . . .

— Но тогда ихъ вырежутъ всехъ, вместе или по одиночке, — возразила я.

— Что делать? Выхода нетъ, — вздохнулъ Калединъ.

Изъ всего я поняла, что мало доверяли Калединъ и Богаевскій казакамъ. После некотораго молчанія Калединъ началъ опять, обращаясь ко мне:

— Вы говорите, нельзя ли не разговаривать

 

съ «карательной экспедиціей»?Вы разумеете: нельзя ли встретить ихъ какъ следуетъ, дать пороху понюхать? Я того же мненія. Лучшій былъ бы разговоръ. Но кто на это решится? На донцовъ надежды плохи, а ваши офицеры не сорганизованы. Жаль Алексеева. Много еще горя суждено ему и горсточке окружающихъ его героевъ. Не верю, чтобы наши толстосумы поняли трагизмъ положенія . .. Но что же я-то могу! — съ отчаяньемъ закончилъ Калединъ.

Уже въ тотъ день я почувствовала близость катастрофы. Простившись съ атаманомъ и М. П. Богаевскимъ, отправилась на Барочную. Начальникъ контръ-разведки кап. Алексеевъ ждалъ меня на улице у атаманскаго дворца.

— Знаете, раскрыто покушеніе на Алексеева и Каледина. Большевики не теряютъ времени.

На Барочной мы встретили Эрдели и Дорофеева. Я передала разговоръ мой съ Калединымъ. Ген. Эрдели советовалъ все пересказать ген. Алексееву. Пришелъ пор. Гринбергъ, ехавшій въ Кисловодскъ, я передала ему пакетъ Н. И. Гучкова къ брату. Дорофеевъ показалъ мне росписки офицеровъ, получившихъ по 50 р. пособія. Полк. Киріенко попросилъ меня выйти къ офицерамъ, уходившимъ на позиціи подъ Ростовымъ. Они толпились въ коридоре. Какой-то полковникъ заявилъ мне, что все уходятъ съ чувствомъ благодарности, спокойные за участь своихъ семей. Но многіе этой радостной вести не дождались ... И вынувъ изъ кармана письмо, найденное на убитомъ пор. ТимофеевЕ, онъ прочелъ:

«Посвещаю дорогой сестре М. А. Нестеровичъ.

Долины залиты братской кровью,

Вся русская стонетъ земля ...

 

Тогда къ намъ съ сердечной любовью

На помощь сестрица пришла.

Жалея солдатъ, изнуренныхъ походомъ,

Израненныхъ въ тяжкомъ бою,

Посвятила сестрица Марыля заботамъ

Всю добрую душу свою . ..»

Стихи были написаны карандашемъ, неокончены.

— Этотъ голосъ изъ гроба, не лучшее ли доказательство привязанности къ вамъ офицеровъ? — добавилъ полковникъ.

Все молчали, слушая чтеніе стараго полковника въ солдатской шинели, съ винтовкой черезъ плечо, идущаго въ бой простымъ солдатомъ. Полковникъ снялъ фуражку, просилъ меня благословить всехъ офицерскихъ матерей, женъ, сестеръ, детей и поцеловалъ мне руку. И такъ подходилъ ко мне каждый офицеръ.

Потомъ они отправились на вокзалъ грузиться. Мы вернулись въ кабинетъ ген. Эрдели, котораго эта сцена взволновала. Я продолжала прерванный докладъ.

— Да, дело съ карательной экспедиціей у ген. Алексеева и у меня — вотъ где (онъ показалъ на шею), если такъ продолжится всехъ насъ вырежутъ. Я вотъ что думаю: пока не поздно, придется вамъ, Марья Антоновна, съездить къ Дутову.

— Именно, что поздно, — отозвался Дорофеевъ.

— Наведайтесь сейчасъ къ ген. Алексееву, — предложилъ Эрдели.

Но я попросила его обойтись безъ меня, такъ какъ падала отъ усталости, да и разсчитывала увидеть ген. Алексеева завтра на похоронахъ добровольцевъ. На прощаніе генералъ передалъ мне списокъ раненыхъ офицеровъ,

 

просившихъ меня позаботиться объ ихъ семьяхъ.

— Когда уезжаете, Марья Антоновна? — спросилъ онъ.

— Завтра после похоронъ. Когда я выходила, меня позвали къ телефону. Говорилъ М. П. Богаевскій:

— Марья Антоновна, разскажите кому следуетъ, что въ Новочеркасске обретается Керенскій, переодетый матросомъ. Я его не принялъ и советовалъ ему поскорей убираться изъ Новочеркасска.

— Спасибо, передамъ, — ответила я.

— Завтра после похоронъ зайдите ко мне, буду васъ ждать во дворце у атамана.

Я прошла къ генералу Эрдели сказать о Керенскомъ. Онъ тотчасъ сообщилъ Алексееву, который въ свою очередь вызвалъ кап. Алексеева и полковника Дорофеева и поручилъ имъ во что бы то ни стало найти Керенскаго въ Новочеркасске. Не знаю, что было бы съ Керенскимъ, если бы его и впрямь нашелъ кап. Алексеевъ! Но поиски оказались напрасными. Его не нашли.

Я простилась съ ген. Эрдели и вместе съ моей офицерской стражей, смертельно усталая, вернулась въ гостиницу. Было уже 11 час. вечера. Мы продолжали разговаривать съ Андріенко. Вдругъ постучался и вошелъ, прося извиненія за позднее время, ген. Эрдели. Андріенко хотелъ выйти, думая, что у генерала секретное дело, но генералъ его удержалъ. Онъ сказалъ, что сейчасъ отъ ген. Алексеева, просившаго узнать завтра у Богаевскаго, когда ждутъ зксепедицію матросовъ и где будутъ вести переговоры, на какой станціи.

— Все узнайте и сообщите генералу, онъ ждетъ васъ после похоронъ. Уснула я не скоро.

 

На следующій день, 17 ноября, раннимъ рано послала я Андріенко заказать венокъ изъ белыхъ цветовъ съ надписью на національной ленте «Павшимъ за родину героямъ-офицерамъ отъ солдатъ, бежавшихъ изъ плена».

За мною явились офицеры, съ которыми мы и отправились въ соборъ. Соборная площадь была полна народу. Безъ помощи офицеровъ пройти въ храмъ было немыслимо. Собрался тутъ весь Новочеркасскъ. Панихида уже началась. Посреди храма стояло шесть гробовъ, покрытыхъ цветами, около каждаго — караулъ изъ раненыхъ сфицеровъ. Эта подробность производила очень тягостное впечатленіе. Андріенко принесъ венокъ, я положила его между гробами, ставъ на колени и крестясь по католически. Въ гробахъ покоились вечнымъ сномъ два капитана, одинъ юнкеръ и три кадета. Казалось, все въ храме горестно молились и просили Бога упокоить чистыя души убіенныхъ. Многіе офицеры плакали.

Кто эти мертвые герои — никто толкомъ не зналъ. Не было при нихъ документовъ. Потомъ только узнались имена и фамиліи.

Я стояла около атамана Каледина, познакомившаго меня со своей женой. Въ стороне, среди толпы, стоялъ ген. Алексеевъ. Кто не зналъ въ лицо генерала, невольно обращалъ на него вниманіе, такъ усердно молился старикъ, опустившись на колени.

Панихиду служилъ новочеркасскій митрополитъ и много духовенства. Митрополитъ сказалъ проповедь:

— Да будутъ прокляты те, чьи руки обагрены кровью этихъ невинныхъ детей...

И, обращаясь къ покойнымъ: — Намъ и нашему тихому Дону вы отдали все, отдали жизнь

 

свою. Но вы не умерли, вы будете жить среди насъ и въ сердцахъ нашихъ. Молчите, не отвечайте намъ! То, что вы здесь, указываетъ намъ — что нужно делать. Нужно делать то, что делали вы, защищая церковь и родину. Объявлена война всему христіанству. Вотъ первые мученики. Дети (и митрополитъ, а за нимъ все въ соборе опустились на колени), простите насъ и примите последній поклонъ отъ насъ, вы, отдавшіе жизнь свою за Христа. Христосъ съ вами!..

Въ храме послышались рыданія. Передъ выносомъ тела ген. Алексеевъ первый подошелъ и простился съ убитыми, за нимъ остальные генералы.

Когда мы выходили на паперть, я заметила Родзянко, бывшаго председателя Государственной Думы. Стали выносить гробъ за гробомъ, ставили на катафалки. Оркестры играли — «Коль Славенъ». За последнимъ гробомъ вышелъ ген. Алексеевъ. Процессія тронулась къ кладбищу. Меня сопровождали многіе офицеры изъ привезенныхъ мною. Генералъ Алексеевъ, заметивъ меня, просилъ заглянуть потомъ на Барочную. Окружающіе не советовали идти на кладбище, до котораго было неблизко. На углу одной изъ улицъ, где помещается Московская гостиница, разыгралась тяжелая сцена. Въ толпе стоялъ какой-то отставной генералъ. Снявъ фуражку, дрожащей рукой онъ крестилъ каждый гробъ. Плача на взрыдъ, онъ говорилъ: «Детки, детки мои, за что васъ убиваютъ!»

Генерала подъ руки увели изъ толпы. Подобныя сцены повторялись несколько разъ. На кладбище я не пошла. Надо было еще въ штабъ на Барочную, а затемъ — готовиться въ новый путь. Мы уезжали вечеромъ...

Въ комнате Георгіевскаго полка собралось

 

много офицеровъ, умолявшихъ все разсказать о нужде ихъ ген. Алексееву, не знавшему многихъ мелочей. Въ 5 час. пришелъ за мною ген. Эрдели, мы прошли въ его кабинетъ, где уже ждалъ Алексеевъ.

— Мне передавалъ ген. Эрдели, — началъ Алексеевъ, — что вы обезпечили семьи многихъ офицеровъ и привезли расписки. Какъ важно, что вы это сделали! Ведь я, къ сожаленіюсделать ничего не могу — нетъ средствъ. Благодарю васъ. Вы оказали неоценимую услугу арміи.., Разскажите мне, о чемъ говорили съ атаманомъ?

Пока я разсказывала, Алексеевъ делалъ пометки.

— Да, все это я знаю, — сказалъ онъ, — но что я могу! Атаманъ тоже безсиленъ. Всецело зависитъ отъ войскового круга, въ которомъ много большевиковъ. Если бы здесь былъ только Калединъ, все было бы иначе...

Я почувствовала глубокое страданіе ген. Алексеева за гонимое офицерство. Пришелъ кап. Алексеевъ изъ контръ-разведки. Генералъ отдалъ ему какія то приказанія. Затемъ, обратившись ко мне, сказалъ:

— Прошу васъ сегодня же узнать, когда ждутъ карательную экспедицію съ матросами, и где думаютъ вести съ ними переговоры. Обо всемъ передайте, пожалуйста, ген. Эрдели.

Простившись съ нами,онъ удалился. За мной пришелъ полковникъ Дорофеевъ и передалъ, что хочетъ со мной познакомиться полковникъ Новосильцовъ (председатель союза офицеровъ арміи и флота при ставке). Полковникъ Новосильцовъ, въ свою очередь, началъ благодарить за помощь офицерамъ и предложилъ посредничество его союза на выдачу этихъ пособій. Впрочемъ, онъ оставался всего одну минуту, такъ какъ спе-

 

шилъ на свою лекцію — «Корниловъ-Керенскій». Я тоже торопилась. Предстояло увидеть Богаевскаго, дабы исполнить порученіе ген. Алексеева. Богаевскій принялъ меня въ атаманскомъ дворце. Зная, какой онъ порядочный человекъ, я решила говорить съ нимъ совсемъ открыто, не подбирая фразъ.

— Прошу васъ, — не правда-ли? — оставить нашъ разговоръ между нами. Я зашла узнать, когда вы ждете эту пресловутую карательную экспедицію съ матросами?

Богаевскій пристально посмотрелъ на меня:

— Она уже стоитъ въ Лискахъ, а другая должна прибыть со стороны Ростова. Точно сказать вамъ, когда оне прибудутъ и вообще прибудутъли, я не берусь, ведь оне могутъ и пассажирскимъ черезъ Новочеркасскъ. Вы хотите приготовить имъ достойную встречу? Смотрите, какъ бы по ошибке не взорвать пассажирскаго поезда. Во всякомъ случае, нужно ждать ихъ изъ Лисокъ, где — я точно знаю — орудуетъ сейчасъ несколько сотъ матросовъ. Таковы сегодняшнія сведенія изъ Черткова. До свиданія! Желаю отъ всей души добровольцамъ успеха.

После Богаевскаго я поехала на Барочную сообщить о моемъ разговоре ген. Эрдели, который сказалъ, что врядъ ли я могу уехать сегодня: предстоитъ серьезная разведка и желательно мое участіе. Генералъ сообщилъ, что надо пробраться, какъ можно ближе къ Ростову,... по важному делу.

— По нашимъ сведеніямъ, въ Нахичевани находится четыре раненыхъ добровольца, захваченныхъ местными большевиками. Необходимо отбить. Поездъ пойдетъ за этими ранеными, вы — въ качестве сестры.

Я согласилась ехать.