34. Повторные аресты
В 1947948 гг. начали освобождаться заключенные, арестованные в 1937938 гг. и получившие тогда 10-летний срок (те из них, кто уцелел). В числе их было немало инженеров-автомобилестроителей, в том числе и крупные специалисты Горьковского автозавода, арестованные в ходе расправы Сталина с ленинскими кадрами. Теперь, в 1947948 году руководящие посты в автомобильной и тракторной промышленности занимали люди, некогда подчиненные освобождающимся зэкам. И после освобождения из лагерей все они шли в Наркомат (министерство) автомобильной и тракторной промышленности на прием к начальству, чтобы устроиться на работу по специальности.
Заместителем министра автомобильной и тракторной промышленности и начальником Главка автозаводов работал тогда Г.С. Хламов, бывший в 1937 году мастером механосборочного цеха Горьковского автозавода. К нему-то и пришли на прием освободившиеся зэки - бывший начальник этого цеха Г.Н. Гисин, бывший главный конструктор того же Горьковского завода Шарапов, которого считали отцом отечественного автомобилестроения, бывший главный механик завода Зельберг, бывший начальник кузнечного цеха Явно и другие.
А в это время Кутаисский автозавод готовился к пуску, и наш директор B.C. Букия днем с огнем искал квалифицированных специалистов. Конечно, он с радостью откликнулся на предложение Хламова принять на работу людей, которые по существу были пионерами советского автомобилестроения. Так на Кутаисском автозаводе собралось примерно 20-25 инженеров, побывавших в лагерях и занявших теперь ключевые посты в цехах и отделах завода.
Но в середине 1948 года по указанию Сталина начались повсеместные повторные аресты бывших заключенных. То есть, людей арестовывали, часто даже не приписывая им каких-либо новых "преступлений", просто за то, что они уже отсидели семь-восемь-десять и больше лет.
Первым на нашем заводе арестовали заместителя главного конструктора Шарапова.
Главным конструктором был тогда A.M. Кригер (ныне главный конструктор Московского автозавода имени Лихачева), ученик и воспитанник Шарапова еще с тех, довоенных и долагерных времен. Он относился к Шарапову с глубоким уважением и готов был уступить ему место главного конструктора и стать у него заместителем. Но Шарапов сам от этого отказался, да и директор не согласился бы на такое перемещение.
И вот теперь, в 1948 году, пожилого, всеми уважаемого конструктора Шарапова вызвали к директору, и там, в кабинете директора, оперативники МВД предъявили ему ордер, увезли на квартиру для обыска, а затем во внутреннюю тюрьму.
Этот арест, да еще с предварительным вызовом в кабинет директора, произвел тяжелое впечатление на всех заводских инженеров. А бывшие зэки о вызове к директору стали прямо говорить между собой: "Что, приглашают в тюрьму?"
Букия, конечно, почувствовал это — и больше в его кабинет для ареста не приглашали. Но это не значило, что аресты прекратились.
Один за другим были повторно взяты все бывшие заключенные, кроме трех человек, не считая меня, о котором, как я думал, ничего не известно.
Оказалось, однако, что я обнадеживал себя напрасно. Из надежных источников мне стало
известно, что и местные органы МГБ, и директор завода знают обо мне все.
Что было делать? Уезжать? Куда и под каким предлогом? Да и спасет ли это бегство от "всевидящего глаза" и "всеслышащих ушей"?
Мы решили, что, прежде всего, должна уехать жившая вместе с нами сестра моей жены, гоже сидевшая в лагерях, но как "член семьи врага народа" (муж ее в 1937 году получил 10 лет лагерей "без права переписки", то есть был тайно расстрелян). Ее еще в 1943 году "актировали", и она жила на поселении в Оренбургской области, откуда ей удалось переехать к Розе в Оренбург. На основании выданной ей сельсоветом справки, что она эвакуирована, и документы ее утеряны, она получила в Оренбурге паспорт и с тех пор жила с нами. Таким образом, она тоже скрыла свое прошлое. Если возьмут меня, могут добраться и до нее, больной и старой.
Мы отправили ее в Иркутск, где жила еще одна сестра моей жены. И стали ждать удобного случая, чтобы уехать.
Но аресты внезапно прекратились — и мы успокоились.