Отверженный

 

Не открою ничего нового, если скажу, что СССР -страна постоянных реорганизаций и перестроек. Одна из них совпала с окончанием монтажа блюминга на моей новой работе в Нижнем Тагиле. Промстрой НКВД СССР реорганизовали в "Главпромстрой СССР". Однако контингент работников, по существу, остался прежним - те же военные в форме НКВД, те же заключенные... Надо ли говорить, что обстановка была довольно тяжелым моральным испытанием для меня.

И я решил сменить работу. С этой просьбой вновь пошел к генералу. С большим вниманием он выслушал меня. Однако и предупредил: "Впереди ждут нелегкие испытания, хотя на гражданке будет не просто, вы вполне заслужили свободную жизнь. По всей форме подайте заявление, но не афишируйте свое увольнение... Сами понимаете, кое-кто может обвинить меня, что разбазариваю кадры..."

Мы с Наилей были молоды и поэтому без колебаний решились на дальний переезд. В Ташкент. На это были свои веские причины. Там жили мои близкие - мать, брат, сестры. С этим городом были связаны лучшие годы моей юности.

Поездка из Нижнего Тагила в Ташкент была для нас с Наилей свадебным путешествием. Четверо суток в пути - леса, Уральские горы, озера... И наконец, среднеазиатский ландшафт...Мы приехали. Остановились у брата. Мать жила у моей сестры. Мне родные были бесконечно рады. Все полагали, что мои испытания позади и теперь для нас с женой начнется новая жизнь.

Я никому не хотел быть в тягость и сразу же пошел искать работу. Однако реальная жизнь охладила мой энтузиазм. На заводе "Ташсельмаш", откуда меня командировали на учебу в Ленинградский политехнический институт, в отделе кадров дали вежливый отказ: "Свободных мест нет." Такие же отказы пришлось услышать и в других местах. Не мог помочь даже республиканский наркомат местной промышленности, где работали в руководстве былые друзья по работе в ЦК комсомола Узбекистана и даже бывший мой ученик - токарь. Люди не хотели рисковать, принимая меня на работу, даже бывшего "врага народа"...

Однако мое упорство дало наконец результат. Мною

 

заинтересовался директор ситцепечатной фабрики Ташкентского текстильного комбината. Конечно и он, по всей видимости, проконсультировался относительной моей персоны в органах.

Однако необходимость восстановления изношенного за военные годы до предела оборудования и переустройства фабрики на выпуск мирной продукции возымела верх над фанатизмом бдительности. Мне было предложена должность начальника ремонта и заместителя главного механика фабрики. Установили мне и испытательный срок - два месяца.

Конечно, это была не моя специальность, но положение складывалось безвыходное. Вот когда я себя поблагодарил, что попутно окончил в политехническом институте и машиностроительный факультет.

Нас с женой устроили в общежитии в соответствии с "нормами" советской морали: она - в женском, я в мужском. Встречались по вечерам в столовой, в клубе, в библиотеке, как жених с невестой.

Быстро пролетел мой испытательный срок. Работа моя, видимо, понравилась директору и в мае мне выделили двухкомнатную благоустроенную квартиру в современном доме. Таких домов в то время в Ташкенте были единицы.

Жена моя тоже не теряла времени даром. Поступила на учебу в Средне-Азиатский Государственный университет на филфак. Через два года Наиля закончила учебу, защитив диплом с отличием. Я гордился ею.

Наша семейная жизнь между тем шла своим чередом. 23 ноября 1946 года у нас родилась дочь. Мы назвали ее Галия. Из Челябинска приехала теща. Она взяла на себя основную массу забот о внучке и прожила у нас девять месяцев. Навещал нас и тесть. Наши родные с ними подружились, гостили друг у друга. Жизнь нашей большой семьи потекла красиво и слаженно...

Однако, семью уже в четыре человека при одном работающем содержать было весьма сложно. Надо было обставить новую квартиру, приодеть жену-студентку и дочь, да еще и тещу ублажить... Долгие ночи думал я, как быть, и вспомнил свои школьные художественные наклонности, когда рисовал портреты вождей, институтскую практику в Днепродзержинске, где оформлял техкабинет завода, и решил попробовать свои силы на художественном поприще. Купил

 

все необходимое для живописи - кисти, масляные краски, и в свободное от фабричной работы время срисовал несколько картин известных художников - не очень больших и не очень маленьких - примерно 1,0 х 0,7 метра - и поручил теще выставить их на базаре. После нескольких дней ожидания (товар все-таки специфический, на любителя) картины ушли...

Тем временем, совершенствуясь, я написал (точнее скопировал) еще семь картин. Это были пейзажи. Теща успешно их реализовала. Быть свободным художником и ни от кого не зависеть в моем положении отверженного представлялось заманчивым, и я чуть было не открестился от людских козней.

До художника в полном смысле мне, конечно же, было далеко, а положение самоучки "мазилы" меня не удовлетворяло, как морально так и материально. Учиться этому делу с азов было поздновато.

Подумай, я переключился на фотографию. Для меня это было менее трудоемко и более выгодно. По выходным, избегая встреч со знакомыми и сослуживцами, я искал на дальних городских окраинах клиентов, снимал их, а ночами дома печатал фотографии. Материально это очень помогло нашей семье... О, эти годы! На память о том трудном и, как я теперь представляю, счастливом времени, я оставил одну полюбившуюся картину. Она до сих пор висит у нас в зале...

На работе дела тоже налаживались. Фабрика, в войну работавшая на оборону, реконструировалась и уже в 1949 году выдала мирную продукцию. Мое служебное положение стало престижным. Кое-кому из партийных начальников оно показалось "теплым" и желанным. Начались разговоры об "укреплении" руководящего состава национальными кадрами, пошли "на меня кляузы, анонимки... Да и сам я, если честно, заскучал вдруг на своей однообразной работе. Снова мне захотелось на Урал, в металлургию.

Неожиданно мне повезло: вдруг на мой счет привалила кругленькая сумма денег. В 1947 году правительство провело денежную реформу, а до нее все старались забрать свои вклады из сберегательных касс, а я же свои заработанные три тысячи оставил на* счету и получил их обратно уже после реформы с пересчетом по курсу - тридцать тысяч рублей.

Поэтому и ехать на Урал решился. Затеял было переписку с отделами кадров Челябинских и Магнитогорских

 

заводов, главными инженерами. Однако никто не удосужил меня ответом. И тогда мы рискнули. На Челябинском металлургическом отказали. В рабочие идти мне не захотелось. Поехал в Магнитогорск на металлургический комбинат -результат тот же. Дальнейшие поиски привели меня на один из военных заводов в Челябинске. Приняли меня начальником кузнечно-прессового цеха.

И вновь передо мной встали те же проблемы, что и прежде - полный развал производства, невыполнение плана, нехватка квалифицированных работников. За год сменились три начальника цеха, так что на меня смотрели без особых надежд, когда принимали.

Это удручающее положение производства меня и воодушевило. Теперь передо мной стоял вопрос: не просто заведовать цехом, а вывести его на требуемый уровень работы, укомплектовать стоящими кадрами.

Я составил план реконструкции, учитывая, что нужно не только перестраивать цех, но и одновременно выдавать продукцию. Главному инженеру мои разработки понравились, и дело двинулось. Мы успешно провели реконструкцию. Руководство завода оценило мои успехи.

Мне выделили двухкомнатную квартиру с телефоном. На старые сбережения я купил у начальника модельного цеха полный комплект полированной мебели, так что семейный быт был обеспечен. Вскоре у нас с Наилей родился сын.

Сколько было радости! Я даже на улице обнимал и целовал прохожих! Мы с Наилей назвали мальчика Рашидом.

Несмотря на мой производственный опыт, работа давалась тяжело. Трудиться приходилось днем и ночью, но постепенно цех начал выполнять план, поднялась зарплата и впервые цех в соревновании по заводу три месяца подряд занимал третье место. Все это не могло сказаться на работе производственного коллектива. Люди поверили в перспективу, поднялось настроение, вернулись старые опытные кадры.

В гуще трудовых дел я вновь потянулся к научным исследованиям. В центральной заводской лаборатории я исследовал возможность использования электроискровой обработки металла для того, чтобы увеличить прочность цеховых инструментов, в частности рабочих кромок штампов и матриц. Результаты своих научных исследований я сразу же

 

внедрял в производство в своем цехе. Электроискровая обработка рабочих кромок позволила в два с половиной раза увеличить срок службы инструментов, поднялась производительность в цехе и качество продукции улучшилось.

Я был доволен, и мною было довольно руководство. Мне выдали крупное денежное вознаграждение.

Однако нашлись завистники из числа тех, кто позарился на мою должность в цехе, где уже все налажено, отработано... Сразу в несколько высоких инстанций -министерство обороны, органы безопасности - полетели анонимные откровения "правдолюбца": на военном заводе работает бывший "враг народа", официального допуска на такое предприятие не имеет. С завода, в самом деле, дважды подавали в Министерство прошение о выдаче мне разрешения работать на военном заводе, но ответа не было. И вдруг - запрос свыше...

Я уже привык к ударам судьбы, а вот дирекция заметно заволновалась даже под ее легким напором.

Директор, главный инженер, начальник спецотдела с тревогой высказали, что допустили серьезную ошибку, допустив меня к работе на военном заводе без специального допуска спецчасти свыше и теперь эту ошибку надо срочно исправлять. Одним словом, мне в мягкой категоричной форме предписывалось в течение двух суток уволиться, сдать квартиру и исчезнуть из города... Желательно подальше...

Для жены, тестя с тещей этот драматический поворот в моей карьере казался едва ли не катастрофой. Однако моя уверенность как-то успокоила их. Собрались мы быстро, что успели - продали, более-менее ценное оставили у родных. С нами маленькая дочь и четырехмесячный сын. Непросто...

И вновь после тяжелых раздумий наш путь лежал в спасительный для меня, а теперь и моей семьи край - Ташкент.

Вновь упорные поиски работы. Несмотря на то, что на окраинах страны строгости к "бывшим" были смягчены, здесь тоже находились люди, которые проявляли "бдительность".

После многодневных поисков мне предложили должность инженера-куратора нового завода в тресте "Средазгидроэнергострой". Был, естественное испытательный срок, в конце которого просматривалась робкая надежда на получение квартиры. Первым делом я засел за проект нового

 

завода. Он строился на месте старого, где уже работали авторемонтный и механический цеха. Предстояло возвести новый цех - металлоконструкций, литейный, инструментальный, кузнечно-прессовый и другие... В проекте я обнаружил ряд недоработок и свои выводы я изложил главному инженеру.

Сразу же после изучения моего аналитического заключения по проекту комиссией мне выделили квартиру неподалеку от завода - новый коттедж с тремя комнатами и большим двором. Об этом можно было только мечтать!

Жена поступила на работу в среднюю школу преподавателем русского языка и литературы. Мой инженерный анализ заводского проекта наделал шуму в тресте. Меня вызвали к управляющему трестом генералу Пожарову В. П. Здесь было руководство и в том числе директор завода.

Без долгих предисловий мне было предложено занять должность главного инженера старого завода и нового, строящегося. Предполагая по опыту прошлых лет возможные осложнения для меня, я немедленно отказался: "Я не член партии, у меня непростое тюремное прошлое..." В то время это было Достаточно веским аргументом, но руководители, для которых важнее всего было дело, а не кабинетные идеологические игры, продолжали уговаривать меня. В конце концов сошлись на том, что директор завода Бабакаев станет решать в коллективе все политические и социальные вопросы, а я - заниматься производственно-техническими делами. Так я с головой окунулся в инженерную работу.

В семье у нас все шло ладно и дружно. Мы взялись осваивать новый дом. Посадили во дворе виноград, фруктовые деревья, цветы. Наш участок рассекал прозрачный арык. Развели гусей, уток, кур. Двор и участок охраняла овчарка Уран, которую мы воспитывали со щенячьего возраста.

Однако недолго нам пришлось наслаждаться благоустроенным семейным счастьем: заболела жена. Диагноз был малоутешительным - гипертериоз - заболевание щитовидной железы, болезнь довольно распространенная в Средней Азии. Болезнь жены резко обострилась. Врачи настоятельно предписывали смену климата. К великому сожалению моих родных мы покинули столь любезный Ташкент всего через три года. Поезд снова вез нас на Урал по просьбе больной жены к ее родителям. Как бы хорошо мы ни устроились в

 

Ташкенте, жизнь и здоровье близкого мне существа - жены, матери моих детей, была дороже всех этих удобств.

В Челябинске жизнь моя пошла по хорошо накатанному кругу - терпеливый поиск работы. Обратился на Челябинский металлургический завод. Директором, казалось, к счастью, был К.Бурцев. До ареста в Магнитогорске мы дружили с ним. Вместе работали. Мы с ним часто коротали холостяцкий досуг, сидели допоздна у меня в гостинице.

Бурцев был в списке "врагов народа", который меня заставляли удостоверить подписью во время следствия в Магнитогорском НКВД, но я отрицал это, не подписал.

С утра пораньше я пришел в приемную к Бурцеву. Вскоре он явился. Я встал. Он глянул на меня, встрепенулся, передернул плечами и, не подав руки, не кивнув на приветствие, прошел в кабинет.

Очень удивившись, я написал записку и попросил секретаря передать ее Бурцеву: "Товарищ директор. Вы меня видели и узнали. Я - Ахтямов Якуб Ахмедович, хочу устроиться на Ваш завод по специальности на любую работу. Прошу меня принять по этому поводу."

Вскоре он вышел в пальто, подошел ко мне и при народе, ожидавшем тут же в приемной, спросил: "Ты сидел, как враг народа?" Я ответил: " С тридцать восьмого по сорок пятый в лагерях, освобожден по отбытию срока".

И тогда мой бывший товарищ, не протягивая руки, сказал: "Ты подай заявление в отдел кадров, опиши все - за что сидел. Мы рассмотрим." Он ушел не простившись, сказав, что его срочно вызвали в обком. А мне показалось, что он бежал от страха, что приходится общаться с "врагом народа", пусть даже бывшим.

Вот когда по-настоящему узнаешь людей. Не один он был таков. Жизнь его сделала таким. И Бог ему судья. Однако я ни на секунду не пожалел, что столько выдержал испытаний, в том числе из-за него в подвалах НКВД.

Спустя два года, когда произошла крупная авария на ЧМЗ - взрыв в компрессорной и остановились домны, он нашел меня через райком партии (беспартийного), вытащил ночью из дома и меня обязали работать на устранении аварии. При всех я сказал ему: "За эту работу берусь не ради тебя, а ради завода, страны..." Он вынужден был проглотить это молча.

 

Авария в компрессорной была ликвидирована, и он предложил мне работать с ним. Я ему ответил: "Мне с тобой не работать!" Судьба еще раз свела нас... Много лет спустя мы встретились с ним в Москве, в здании на площади Ногина ( по одной из версий в 1937 г. здесь застрелился нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе), где располагалось теперь Министерство черной металлургии и Министерство строительных материалов. К тому времени я стал членом научно-технического Совета Министерства и приехал на очередную сессию.

Увидев меня, Бурцев протянул руку, попытался обнять: "Ты молодец, Якуб Ахмедович, выбился все-таки в люди!" "Убери руки! - ответил я. - Они не достойны прикасаться ко мне!" Бурцев осекся, забормотал что-то в оправдание, но я отвернулся от него и гордо ушел. И все-таки я ему ничего плохого не пожелал. Я уже понял, таков уж советский человек - дитя своего времени...

...В то последнее возвращение из Ташкента мне пришлось даже искать работу в Аше, дошел до директора металлургического завода. Но мне предложили только рядовую рабочую специальность.

Вернувшись в Челябинск, я решил попытать счастья в строительных организациях, справедливо полагая, что в них система "бдительности" действует несколько слабее. В строительстве всегда в работе завалы и партприспособленцы туда особенно не стремятся.

В тресте "Челябметаллургстрой" мои документы попали к главному механику Герчикову. Тот прочел мою автобиографию и сразу же дал резолюцию: "В просьбе отказать!.. "Что делать, если в трудовой книжке отметка "С 27.10.38 года по 27.10.45 г. репрессирован по статье 58 УК РСФСР, а в паспорте попадает под действие статьи 38". Этого достаточно, чтобы шарахаться от меня "как черт от ладана".

Это были тяжелые гнетущие годы, годы отверженного, чужого, гонимого людьми всюду. Еще более тягостны были обязательные отметки в НКВД два раза в месяц до реабилитации. Каждый раз, идя на "свидание", душа трепещет: Что будет на этот раз, какие вопросы и принуждения ждут? А, может, еще засадят?

О, Бог мой, за какие грехи перед Тобой эти муки!?

 

Сжалься, я уже натерпелся. Более мне невмоготу терпеть ...

До реабилитации ни одна душа в семье не знала об этом. Иначе это была бы трагедия для них.

Как свет в конце тоннеля засветила мне надежда в управлении "Стальконструкция". Здесь предлагали должность начальника мехмастерской, а после двухмесячного испытательного срока - квартиру...

Следует признаться, что к этому времени я уже мыслил другими масштабами работы, но тут пришлось согласиться.

Начал свою работу как всегда энергично. ^Привел в порядок мастерскую, отказался сдавать на ремонтный завод экскаватор и автокран, уговорив директора отремонтировать технику своими силами, а на сэкономленные деньги принять токаря, фрезеровщика и трех слесарей.

Я сам подобрал специалистов. На мое счастье, попали два немца, побывавшие в трудармии. Ах, какие золотые руки у них были! И, главное, человеческое достоинство! Мы блестяще справились с задачей и, кроме того, на строительстве мартена своими силами смонтировали дерик-кран.

Дела на работе шли отменно. Образовалась хорошая механическая мастерская, подобрались способные работники, Руководство было довольно и легко принимало мои предложения, а им не было конца. Мне оплатили подъемные, что очень помогло материально моей семье после переезда, обещали квартиру. Все складывалось хорошо. В скором времени приходит ко мне заместитель главного механика треста "Челябметаллургстрой" и говорит: "тебя вызывает главный." Спрашиваю, зачем? Говорит, насчет работы в тресте. Но я отказался от этого предложения.

На другой день меня вызывает начальник управления и говорит: "Тебя требует сам управляющий трестом." Я, конечно, высказываю свое предположение - хотят перетянуть в трест.

И вот я в управлении треста. Управляющий С. И. Петров очень деловой и авторитетный руководитель говорит: "Я вам предлагаю должность главного инженера базы механизации треста, я Вас знаю по блюмингу Нижнего Тагила(оказалось, что он в то время работал инженером в Прокатстрое). Уверен, что вы справитесь с новой работой. Что же касается прошлого, то положитесь на меня. В обиду вас не дам. Подъемные ваши возместим, а квартиру получите прямо сегодня..."

 

Чтобы не показать себя неблагодарным по отношению к тем людям, которые приняли меня на работу в "Стальконструкцию", я ответил ему, что должен обсудить этот вопрос со своим настоящим руководством. С. И. Петров на это ответил: "Вот телефон, говорите с ним немедленно... И соглашайтесь! Ваше новое назначение нужно нам всем. Мы заранее согласовали..."

Присутствующие поздравили меня с новым назначением - главным инженером базы механизации треста "Челябметаллургстрой", а управляющий говорит: "Садитесь в мою машину и поезжайте в новый дом, выбирайте любую квартиру." В этой квартире я и живу благополучно с семьей более сорока лет.

Мое новое поприще - база механизации. Это была дыра несусветная. Полутемные низкие бараки, пропитавшиеся солидолом и соляркой. Само собой понятно, что для организации сколько-нибудь стоящего ремонта оборудования и механизмов здесь не было никакой возможности. За войну беспощадная эксплуатация станков и машин без своевременного ремонта привела их в полную негодность.

Наслушавшись от рабочих справедливых упреков по поводу условий труда и заработка (нетрудно догадаться, в какой форме порой рабочие люди излагают свое возмущение), я достал подходящие проекты капитальных зданий мехмастерских и с докладной пошел к руководству трестом.

В ответ - сокрушительный отказ; строительство базы в текущей пятилетке не предусмотрено. Главный механик Герчиков, отвечающий за работу базы механизации, упрекнул меня: "Всю жизнь на этой базе выполняли план. А теперь извольте выполнять план в этих же условиях."

И тогда я решил подойти к этому вопросу с другого конца. Говорю, нужен хотя бы капитальный ремонт этим зданиям. Созвали спецкомиссию, главным назначили начальника отдела ремонта Крола. Я, разумеется, тоже был в комиссии, но на правах рядового члена. Комиссия сделала выводы, что ремонт в таких условиях проводить невозможно, а бараки подлежат сносу! Но, увы! Акт для управления остался клочком бумаги. Тогда я пригласил пожарную инспекцию и санэпиднадзор. Предписания этих организаций были строги - вплоть до того, что грозились опечатать бараки.

 

В тресте еще недавние мои благодетели смотрели на меня холодно. В целом, моя деятельность просматривалась с хорошей перспективой, но все эти проверки беспокоили людей, и они, вполне естественно, были недовольны. Но я был тверд в своих устремлениях. Акты проверок и проекты строительства новой ремонтной базы треста были отправлены в Москву, в Главк. Однако я отступил от типового приема рядового просителя, я как бы приглашал Министерство в соавторы идеи - сделать на нашей базе механизации опытный участок поузлового ремонта для примера другим трестам.

По всей видимости по стране тогда веяли очередные ветры перемен, потому что на удивление быстро из столицы пришел ответ. Приехала комиссия. Руководство треста было в шоке: как это я без согласования затеял такую крупную игру?

Впрочем, все обошлось. Комиссия согласилась с моими предложениями, тресту выделили целевым назначением деньги на строительство новой ремонтной базы 2,3 миллиона рублей(достаточно крупная сумма по тем временам), и дело двинулось. За полтора года мы построили здания. От главка получили станки - фрезерный, строгальный, два токарных. Для поузлового ремонта не хватало деталей, но я договорился с руководством Челябинского тракторного об обмене (по нынешним временам бартерная сделка), мы отдавали заводу двукратное количество металлолома, а завод нам - со склада брака - узлы и детали для тракторов. Детали разрешали выбирать из свалки нам самим.

Ряд усовершенствований по ремонту и даже по конструкциям строительных механизмов: башенным, автокранам, экскаваторам позволили поднять производительность труда и сроки службы механизмов. База механизации стала выполнять планы.

На производстве я вновь потянулся в науку. Одной из наиболее трудоемких и сложных работ в строительстве остается рытье траншей в мерзлом грунте. Исследования мои позволили разработать специальную роторную фрезу диаметром 2,2 метра и специальное навесное устройство для ее использования к трактору С-80. Фреза была изготовлена и работала достаточно долго, пока на основе ее разработки не начали выпускать типовые агрегаты роторных экскаваторов...

В своей научной работе я всегда находил отраду.