О, эти счастливые годы, студенчества!
Между тем жизнь моя и учеба в институте шли своим чередом. На третьем курсе я проходил практику уже на Путиловском заводе. Я слесарил на линии изготовления калибров для обточки прокатных валков и одновременно собирал материалы для отчета по производственной практике.
Мне интересно было пообщаться со старыми рабочими, свидетелями революции. Особенно интересовал меня «Великий Октябрь». По их словам выходило, что никакой революции не было, а случился лишь вооруженный переворот, рабочие в нем не участвовали, большевики, солдаты, матросы и примкнувшая к ним масса бездельников — озорников (хулиганов) и пьяниц в один прекрасный день захватили власть... С одной стороны, мы со своей семьей прекрасно ощутили на себе все «прелести» социального катаклизма под названием «революция». А с другой - массированный пропагандистский вал делал свое дело, и я уже включился в мироощущения гражданина "самой передовой страны в мире»...
На четвертом курсе я проходил производственную практику на Днепродзержинском металлургическом заводе. Этот завод был построен в 1912 году польско-российским акционерным обществом. Рабочие, в основном, работали польские. Жили они в личных благоустроенных домах с фруктовыми садами, огородами, держали скот, птицу. Люди эти были добросовестные, трудолюбивые и потому жили в материальном достатке. В 1931-32 годах польских рабочих «раскулачили». Мужчин угнали в концентрационные лагеря, а на завод пришли работать их жены и дочери. Когда я проходил практику, они были сталеварами, вальцовщиками, каталями, словом, на самых тяжелых работах, но старались трудиться отменно, ревниво отстаивая места арестованных мужей, не допуская на завод русских и украинцев.
Летом, по выходным, полячки шли гурьбой на Днепр, на виду у всех раздевались догола, обматывали одежду вокруг
голов и как амазонки переплывали на другой, песчаный берег и там загорали. Нам, молодым ребятам, этот стриптиз нравился, мы плавали вокруг полячек на лодке — наблюдали, а те только зубы скалят, смеются - за просмотр денег не берем!
Полмесяца проработал я вальцовщиком, осмотрелся. Зная от старших, что здесь идет усиленная подготовка новых кадров для Магнитки, обнаружил, что в цехах нет никаких наглядных учебных пособий. И тогда я решил разработать образцы наглядных пособий, а если будет время, сделать на заводе учебный технический кабинет, наподобие вузовского учебного класса.
Соблюдая субординацию, пришел к заведующему центральной заводской лабораторией. В то время инициатива с мест поощрялась. Завлаб благосклонно выслушал меня, одобрил: «Молодец, далеко пойдешь!» — и повел меня к главному инженеру. Тот, в свою очередь, идею тоже одобрил и позвал директора. Меня выслушали и начался разговор по существу: как долго продлится оборудование кабинета и во что это выльется?
Вопрос был поставлен, что называется ребром, я тут же сориентировался: нас три студента на практике, сделаем все работы за два месяца — научно-техническое оформление за нами, а материальная часть - от завода. Ну, а поскольку мы студенты, и бывают времена, что в общежитии пьем чай без сахара, то мы бы не отказались получить за свой скромный труд по созданию технического кабинета пять тысяч рублей...
Я думал, что они начнут торговаться, ведь сумму я заломил солидную за эту работу. Надо сказать, что тогда у нас в вузе повышенная стипендия была 180 рублей. Но, должно быть, технический кабинет сулил заводу больше, чем те деньги, которые просил я за свой скромный вклад в дело индустриализации, и они согласились.
За полтора месяца мы создали при заводе технический кабинет. Художественное оформление кабинета руководству понравилось. Я слышал, что он существует и по сей день, и там есть большая фотография его создателей.
От завода мы получили благодарственную грамоту, тисненую «золотом».
С практики мы привезли в институт более полутоны образцов продукции и темплетов, а также копию технического
оформления кабинета и получили благодарность в институте за эту инициативу. Меня назначили организатором такого же технического кабинета в институте, положив оклад 250 рублей...