- 30 -

Шаг к мечте

 

Дома потекли обычные денечки. Московские впечатления заставили меня задуматься о жизни, о человеческой судьбе, о своей мечте — стать инженером... И я решил не терять времени — идти в рабочие, зарабатывать имя и стаж. К тому же жизнь у сестры при всем ее уважении ко мне была не столь уж привольна. Человек по натуре деятельный, я все больше и больше брал на себя нагрузку по дому. Утром ставил самовар, выгребал золу из печки, колол дрова, топил печь, мыл посуду и полы, ухаживал за детьми, покупал на базаре продукты... Этот круг домашних дел обычно меня радовал, отлучая от навязчивой мысли, что я нахлебник, дармоед, а порой эти дела тяготили.

Изучив условия приема на работу, я был озадачен тем, что несовершеннолетнего на работу не принимают; в отделе кадров мне сказали категорично «Нет!». И я пошел дальше, к начальнику ГОНО (городской отдел народного образования). У меня было письменное заявление и устная просьба: «Обязуюсь учиться также прилежно, как и раньше. Но буду параллельно работать учеником слесаря». Если мне не помогут (это уже устно), то убегу куда-нибудь, так надоело быть у родни нахлебником...» Начальник вначале уговаривал меня отказаться от этой затеи, но потом, видимо, устав, взял трубку телефона и позвонил на завод. В результате меня приняли на работу учеником слесаря на консервный завод по решению ГОНО. Так решительно изменилась моя жизнь с шестого класса. С 8 до 15 часов я довольно успешно учился в школе, ас 16 до 22 часов работал и тоже небезуспешно. Вскоре я освоил почти все машины штамповочного цеха и особенно слесарное искусство - рубить, пилить, шабрить и даже закаливать инструменты. В первый же год я получил второй, а затем третий

 

- 31 -

ученический разряд. Был я быстр на подъем, скор на ноги, старателен, и в коллективе, преимущественно женском, заслужил уважение, и не стыжусь этого слова - любовь, особенно у женщин — матерей. По всякому поводу они старались приласкать меня. То одна, то другая приносила из дому угощения, все называли меня « сынком», Якубчиком, -одним словом, баловали, кто как мог. И все же времени для учебы было маловато, особенно для чтения литературы. Но нет безвыходных положений. Я приглядел в цехе крошечную каморку, захламленную всякой всячиной, спросил разрешения у начальника цеха, очистил ее, женщины побелили стены. Сделал себе деревянный топчан, навесной столик, подвел освещение. Получилось уютно и чисто. В «отдельном кабинете» ученика-слесаря я стал в свободное время готовить уроки, читать свои любимые приключенческие романы, иногда ночевал, а потом вообще стал жить.

Жизнь моя потекла на славу. Подъем в 6.30, завтрак консервами на выбор — прямо с котла, и — бегом через реку в школу к 8 часам. В 15-00 я уже бежал из школы на работу, иногда заглядывая по пути в харчевню похлебать борща, поесть пельменей или еще чего-нибудь отличного от консервов, скажем, котлет. Славные блюда были в тех Троицких харчевнях -вкус, аромат - объедение! Такого давно уже нет, мне кажется, даже в самом классном ресторане столицы.

Так, работая и живя в собственном отдельном кабинете в свое удовольствие, я окончил шестой и седьмой классы семилетки, блестяще сдал экзамены по профессии и получил третий разряд слесаря по оборудованию. В дополнение я кое-что освоил и по токарному делу.

Вот я, накопив деньжонок, на удивление всем родным, явился в Ташкент. Надо было видеть радость матери! Я же был на седьмом небе от счастья, что вновь вижу их всех, и от гордости за себя, за свое умение идти к намеченной цели.

Но жизнь обломала меня, поубавила самоуверенности. Нэп, безработица. Обратился на несколько заводов Ташкента - безрезультатно. Не помогла даже лестная характеристика с прежней работы на консервном заводе. Наконец, через биржу труда устроился на Ташсельмаш рихтовалыциком пил. Работа тяжелая, нудная. К концу смены руки ноют, а работа сдельная, надо выжимать рубли. Впрочем, искусством рихтовки овладел

 

- 32 -

быстро, появилось свободное время, стал «проявлять» себя и на комсомольской работе, зарабатывать общественный авторитет для поступления в инженерный вуз. Работал в редколлегии стенной газеты цеха, а потом и завода.

На Ташсельмаше достраивали крупный механический цех. Стали готовить для него кадры. И вот начальник цеха предложил мне учиться на токаря и поставил на самый большой валовой станок к знатному тогда мастеру Ивану Павловичу Каушинскому. Был он старовер, добряк, шутник и острослов. Я звал его просто дядя Ваня. Он полюбил меня, брал после работы домой на пироги. Жена его, вылитая гоголевская Пульхерия Ивановна - маленькая, пухленькая, добродушная хлопотунья - потчевала меня и тем и этим. Я в долгу не оставался: наколю дров, уберу двор, вскопаю грядки, полью сад... Жили они недалеко от завода, за рекой.

За три месяца я сдал экзамены на второй разряд токаря с оценкой «отлично», и по просьбе дяди Вани меня оставили работать «скользящим» токарем в пятидневке (подменным). Времени у меня было предостаточно, я после смены по просьбе токарей подменял их, иногда и в выходные.

К нам в цех прислали практикантов-студентов политехнического института. Теперь и у меня были ученики. Мы подружились, говорили обо всем, и вот практиканты предложили мне поступить на курсы по подготовке в ВУЗ...

Через два года, к окончанию курсов, у меня был пятый

 

- 33 -

разряд токаря. Я зарабатывал около 150 рублей в месяц. Чтобы был понятен сегодня читателю мой материальный размах, приведу рыночные эквиваленты: среднеазиатский баран весом в 30 килограммов стоил тогда на базаре десять-двенадцать рублей. Таким образом, я мог купить на свою зарплату пятнадцать баранов. Вот что такое был нэп!

Интересное было время! На две пары весельчаков застолье на целый день с колбасами, копченой осетриной, икрой, ореховой халвой, винами на выбор — обходилось в четыре-пять рублей, извозчик до загородного бахчи-сада за гидростанцией пятнадцать копеек, обратно (по договоренности) тридцать копеек, а фрукты, прямо с дерева хозяйского сада, есть можно было досыта. (Денег брали в пределах рубля).

Я позволил себе это лирическое отступление о нэпе, как небольшую личную слабость, это как ностальгия по прошлому. Полагаю, что читатель вполне поймет меня. У каждого есть что вспомнить хорошего в минувшем... В комсомоле я уже общественно заметная личность - член бюро завода и райкома, цехсекретарь. Это подготовка по политической линии к будущей жизни и учебе. Мы искренне верили в коммунистическое будущее, так нас «воспитала» советская пропаганда. Другой жизни мы просто не представляли.