59. Свобода, ноябрь 1957 года, г.Тайшет.

Удивительное совпадение: 18 ноября был не только днём моего освобождения, но и днём рождения Зои Архиповой. Этот день стал и датой нашего брака, и днём рождения нашего сына Володи. Жилья мы не имели, поэтому несколько дней кочевали по квартирам знакомых, а потом Зое выделили "квартиру", которую с большой натяжкой можно было назвать жильём. Она находилась в закрытой зоне воинской части МВД. Древняя-древняя избушка, построенная прямо на земле без фундамента, осыпающаяся со всех сторон, состоящая из двух комнатушек. В одной уже проживал какой-то музыкант, а вторую получили мы. Холод в избе стоял страшный - морозы доходили до 40-50 градусов Цельсия. Сосед частенько был на приличном взводе и ему, вероятно, мороз был не страшен. А мы страдали. Отопление было дровяное и приходилось постоянно добывать дрова, пилить, колоть и всё время топить печь. Мы были вынуждены надевать валенки - на полу вода замерзала. Но зато выше пояса была жара, сравнимая лишь с парилкой в бане. Кстати, наш сын, родившийся 18 ноября 1958-го, рос в этой обстановке почти полтора года.

Когда был получен ордер на эту хижину, мы решили сыграть свадьбу. У тёщи собралось несколько Зонных братьев и сестёр с супругами, поднимали тосты за счастливое будущее, танцевали. Вечером к крыльцу подали розвальни, погрузили нехитрое приданое: шкаф, кровать, стулья и стол. Новобрачных посадили на табуретки, впереди уселись старший брат Зои, Кирилл, и муж её сестры Ваня Луньков. Ваня дёрнул за поводья, и понурая лошадёнка медленно потащила сани к нашей новой обители. Прожили мы в ней два с лишним года. Мы привыкли к этой комнатёнке, как собака привыкает к своей будке. Мы умудрялись даже принимать у себя гостей.

Вскоре после женитьбы Зоя была уволена с работы, фактически из-за меня - не захотели держать в штате управленческого аппарата работника, которая "вступила в связь" с бывшим политзаключённым.

Летом 1958 года, на Зоины накопления, мы приобрели путёвки в пансионат Цихис-Дзири неподалёку от грузинского города Батуми. Нас поселили в одной маленькой комнатке вместе с двумя супружескими

парами - совсем как в караван-сарае. Пробыв там дней пять, мы самолётом вылетели в Ригу, где к тому времени обосновался мой лагерный приятель Вася Закревский, женившись на внучке известного осетинского поэта Косты Хетагурова. Жили они в большой квартире её матери, дочери поэта. Василий обрадовался нам и сразу предложил мне поехать с ним в город и поискать "травку". Оказывается, он до сих пор не бросил курить анашу. Пришлось и мне после долгого перерыва попробовать этого зелья. Но, вероятно, я уже твёрдо отвык от него, хотя и получил какое-то удовольствие. Но Василий не остановился на достигнутом и вслед за "травкой" принялся опрокидывать в себя многочисленные рюмахи водки, быстро одурел и стал орать на жену, что уедет со мной обратно на Воркуту, где "было так хорошо, не надо ни о чём думать, он будет играть в оркестре, а Морис рисовать..." Потом стал уговаривать и меня: давай бросим жён и уедем на Север...

Кое-как мы выдержали несколько дней, в основном из-за того, что случайно встретили на улице Сашу Пицелиса, моего коллегу по Воркутинским лагерям и по дополнительному 3-годичному сроку в Сибири. Он шёл с девушкой и вдруг закричал, показывая на меня: "Американа, американа!", наверное так звучало это слово по-латышски. Он представил мне её, назвав племянницей. Мы провели вечер у Закревского - вспоминали былые времена, воркутинские, сибирские лагеря, Владимирскую тюрьму, - получилось что-то вроде слёта ветеранов-каторжан.

Закревский работал в Рижском оперном театре - пел в хоре. Но, когда в 1960 году, будучи проездом в Москве, я заехал к нему, то оказалось, что он был безработным уже около года. Его жена Света пробивалась заработками от заказов женского журнала на стихи-рекламы, но нерегулярно. По секрету она сказала мне, что причиной увольнения из театра послужило слишком чрезмерное Васино увлечение рюмахами. А жаль - талантливый парень: певец, музыкант, артист, не смог перебороть в себе пагубную страсть.

Сашу Пицелиса мне увидеть не пришлось, Закревские сообщили мне печальную весть: он совершенно нелепо погиб, его сбил троллейбус. После этой встречи Васю я больше не видел. А вскоре и переписка наша прервалась по моей вине, - моя дурацкая привычка всегда хвастать своим "прекрасным" материальным положением, даже при почти нищенском существовании, какое мы с женой и двумя детьми тогда влачили, вероятно, натолкнуло Васю на мысль попросить у меня денежную помощь. Сделать этого я в то время не смог, просил подождать, но он не внял...

/...Перед моим отъездом в США в 1989-90 годах мой многолетний друг, как по лагерям, так и по свободе, Феликс Тышлер, у которого я почти всё время останавливался, когда приезжал в Москву, сообщил мне, что несколько раз ему звонил Закревский, он разыскивал меня и просил

дать мой адрес. Но Феликс не решился дать его без моего согласия. Как оказалось, он вместе с женой работал в церкви "Всех святых" рядом со станцией метро "Сокол" в Москве. Выбрав время, вместе со своим тридцатилетним сыном Володей, мы пришли в эту церковь. Там отпевали покойника и сын захотел остаться на улице. На втором этаже я попал к казначею церкви, пожилой женщине. На мои вопросы она, вероятно, принимая меня за работника милиции, рассказала, что до недавнего времени Вася был регентом церковного хора, а жена его нигде не работала. Она стала расхваливать Васю на все лады: и голос прекрасный, и абсолютный слух, и организатор великолепный. Но вот если бы не пил, то не было бы ему цены... "Но мы просим, - сказала она в заключение, - не садите его в тюрьму, ведь он, наверное, что-то натворил? Он обязательно исправится..." Она не смогла ответить на вопрос, где он сейчас обитает, но предположительно, по слухам, знает, что в одной из церквей Орловской области - поёт в хоре.../

Из Риги мы приехали в Москву, где я попытался пробиться на приём к тогдашнему председателю союзного КГБ Семичастному - мне нужна была справка о реабилитации, ранее мне выдали документ об освобождении по амнистии. Иметь справку о реабилитации мне было необходимо, без неё я не мог вернуться в Москву и получить жилплощадь. После долгих, утомительных хождений по инстанциям внутри того же КГБ, меня, наконец, принял явно не председатель, - полковник. Внимательно выслушав, он вежливо предложил встать на очередь, т.е. зарегистрироваться в райисполкоме по последнему месту жительства перед арестом в 1948 году. Причём он предупредил, что в этом случае необходимо предварительно прописаться в Москве. Когда я возразил ему, что без требуемой справки никто меня в Москве не пропишет, он настойчиво стал рекомендовать мне, чуть ли не в приказной форме, вообще не приезжать в Москву. Зачем мол она вам, в стране есть много прекрасных городов не хуже. Ничего толком не добившись, мы вернулись в Тайшет.

Опьянённый воздухом свободы, я тогда не придавал значения этому и не придерживался установленных законом сроков за обращением по поводу возврата жилья реабилитированным осуждённым по политическим мотивам.