- 71 -

17. Ночь с 8-го на 9-е апреля 1948 года. Лубянская эпопея.

 

Вечером 8-го апреля, я устроился на диване, читая что-то интересное, спать не хотелось, я уже месяц был безработным. Несмотря на то, что шёл уже второй час ночи, неожиданно открылась дверь и в нашу комнату влетела "пташка", напевая своё "У любви, как у пташки крылья..." Она уселась рядом со мной и стала рассказывать о том, какое великолепное меццо-сопрано было у неё, когда она пела в театре. Затем спросила, почему нет дома моей жены. Я не стал ей говорить, что мы рассорились и несколько дней она ночует у родителей, а придумал что-то другое. Когда я хотел предложить ей спокойной ночи, вдруг раздался громкий стук в наружную дверь. Час ночи, кто бы это мог быть? Моя пташка побелела как мел и промолвила, хватаясь за сердце: "Точно так же, в 1937 году, к нам постучали, когда пришли за моим первым мужем, - неужели за мной?" Она в ужасе смотрела на меня не в силах подняться со стула. В дверь непрерывно барабанили, и на лестнице послышались возбуждённые голоса разбуженных шумом соседей, а затем грубый окрик: "Закройте все двери!" Идя открывать, я подумал: зачем они так барабанят, ведь у нас есть звонок? На мой вопрос я услышал: немедленно откройте, милиция! В квартиру сразу же ворвались трое - двое в гражданском, один - военный. За ними последовали ещё двое - сосед и дворник, - они были приглашены в качестве понятых для протокола.

Один из гражданских остался у двери вместе с понятыми, а двое кинулись к моей комнате, заодно таща туда за рукав и меня. Там сидела в

 

- 72 -

полуобморочном состоянии жена профессора, а сам он с перепуга выскочил в коридор в исподнем. Вероятно, я больше подходил для роли шпиона, потому что ему приказали вернуться к себе и закрыть дверь. Вслед за ним моментально испарилась и его жена. Я спросил, почему милиция так поздно врывается в наше жильё. В ответ они рассмеялись: "Милиция? Вы с кем-то нас путаете - мы такими мелочами не занимаемся, вы что, ничего не поняли? Мы - сотрудники Министерства государственной безопасности СССР, понятно?" Это было сказано с таким апломбом, что я сразу же понял всю серьёзность положения, в которое попал, и что это гораздо опаснее для меня, чем все предыдущие аресты и суды. А когда мне предъявили ордер на арест и обыск, мне стало дурно, охватила нервная дрожь, которую я никак не мог унять. От внезапно возникшей слабости я не мог стоять и опустился на стул - теперь я понимал жену профессора!

Двухчасовой тщательный обыск ничего не дал, так как у меня ничего предосудительного не было. Меня раздели донага, прощупали складки одежды, оторвали стельки в ботинках, просмотрели все книги, письма, отложив то, что решили изъять, а остальное бросили в кучу тряпья и посуды в углу. Наконец, они закруглились, дав всем подписать протокол обыска, приказали мне одеться и вывели на улицу. Когда спускались по ступенькам я был в страшном напряжении от страха - один из гебистов, как в дешёвом детективе, вытащил пистолет и до самого выхода держал его за моей спиной. Я всё время ждал, что он споткнётся и нечаянно выстрелит в меня. Уверен, очень трудно привыкнуть к арестам, и я не могу поверить высказываниям некоторых бывших зэков, что они в это время были "совершенно спокойны и полны решимости..."

Накануне весь день была капель, к ночи подморозило и с карнизов повисли тысячи сосулек, которые временами падали на обледеневший тротуар, издавая звук, похожий на звук разбивающегося стекла. В тот момент я вспомнил последнюю новогоднюю ночь, когда кто-то наступил на хрустальную рюмку, упавшую со стола - этот звук сопровождал меня до самой "ЭМКи". Под ногами трещали льдинки, пахло весной и хотелось плакать от безысходности - я мысленно прощался с жизнью, на душе было пусто.

Меня посадили на заднее сиденье между двумя штатскими, которые держали меня под локотки - удивительно, наручников не надели, наверное, тогда это ещё не было принято - это пришло гораздо позже, кажется, после смерти Сталина... Машина двинулась по Мещанской в сторону площади Дзержинского, путь был недалёкий. Уже рассветало, когда мы подъехали к воротам тюрьмы на Малой Лубянке, 7.