9. Арест №2, февраль 1943 года.

Трудно описать радость блюстителей порядка при таких находках. На лице милиционера появилась, я бы сказал, доброжелательная улыбка, и он сказал, что нисколько не сомневался, что я храню именно саблю и штык, поэтому ко мне и пришли! Был составлен протокол обыска, а затем меня повезли на трамвае в районную милицию, которая находилась напротив зоопарка, где сейчас станция метро "Баррикадная".

Посадили в камеру, а на следующее утро предъявили обвинение по ст. 182 Уголовного кодекса РСФСР: "Хранение холодного оружия без разрешения НКВД", что каралось лишением свободы до 5-ти лет. Прокурор подписал постановление на мой арест, мне представился следователь майор Орлов, и начались ежедневные допросы-вопросы: откуда оружие, с какой целью хранил, как планировал использовать его и прочее...

Орлов показался мне общительным и весёлым человеком, который допрашивал меня не потому что хотел этого, а просто работа обязывает. Но не тут-то было, изо дня в день он настойчиво расширял круг вопросов, интересующих его, и не стеснялся допрашивать меня и по ночам. Его уже не интересовало, как я хотел использовать отобранное оружие. Он как-то спросил о местонахождении моего отца, а я естественно, ответил, что он на фронте, правда, от него нет писем, возможно, он и погиб. Майор молча показал мне в раскрытой папке моего дела фотокопию моего американского свидетельства о рождении - они опять обыскали мою квартиру! Но я не понимал, чего он хотел от меня. Я понял после того, как он поинтересовался, было ли извещение о гибели отца. Я ответил отрицательно, и вот тут-то он оживился и посвятил меня в следующую ахинею: мой отец, оказывается не поляк, не американец, не еврей, а просто немецкий шпион! "Что, по национальности?", спросил я. Он разозлился и сказал, что я тоже никакой не еврей, а немец. Я сослался на сертификат о рождении, но доводы его были непоколебимы: "Свидетельство написано по-английски, но и там ничего нет о национальности. То, что написано о цвете кожи - "белая", ничего не доказывает, немцы тоже не негры, и рождаются не только в Германии, но и в Америке, и в России. Так что, дорогой, твой отец, вернее всего, перебежал к фашистам, ты знал об этом, но скрыл и стал соучастником преступления". Все мои доводы, что отец коммунист, предан партии и тому подобное, было бесполезной тратой сил.

Через два с лишним месяца мне устроили очную ставку с майором, который опять приехал в Москву и заодно решил забрать свои "трофеи" из моего дивана. Узнав, что их забрала милиция, оказался у следователя. Он извинился передо мной за причинённые хлопоты, а Орлову сказал: "Послушай, оставь мальчишку в покое, он ни в чём не виноват, лучше бы сам на фронт маханул, чем заниматься ерундой." Тот сделал вид, что не расслышал, но на допросы вызывать перестал. А через несколько дней меня вызвал начальник следственного отдела. На этом всё закончилось. В тот же день меня выпустили на свободу.