- 23 -

Соученику моему по школе 3 г.

Томска Юрию Иосифовичу Прудаеву

Я рожден под звездою мятежной,

Бунтарем неуемной души,

И хоть сердцем я добрый и нежный,

Ты на правду при мне не греши!

 

Не могу я внимать хладнокровно

Изреченьям стандартным твоим,

Будто все у нас гладко да ровно,

Будто в жизни мы твердо стоим,

 

Будто все мы счастливые дети,

Сталин - папа, а Родина - мать.

Обо всем этом в каждой газете

Нам стараются громче сказать.

 

Но ответь мне, ровесник любезный:

Почему твой отец, как и мой,

Запечатан решеткой железной

И, увы, не вернулся домой?

 

Почему в нашей маленькой школе

Почти все мы отцов лишены?

Как героев их чтили на воле,

Как надежную силу страны...

 

- 24 -

Не перечь, помолчи да послушай,

Что в народе, таясь, говорят:

"Погибают невинные души..."

"Произвол небывалый творят..."

 

"Продолжение тридцать седьмого...

"Продолженье. А где же конец?"

"Положились на хищника злого,

Вот и душит всех лучших овец..."

 

"Мало извергу сечи военной..."

Вот такая не молкнет молва.

И я тоже скажу откровенно:

Правда жизни в народе жива.

 

Люди верную видят дорогу:

Невозможен такой оборот,

Чтобы все мы шагали не в ногу,

Сталин с нами не в ногу идет!

 

1942 г.

Томск, лето

 

Юрий, как и я, лишенный отца в период сталинского террора, держал себя, однако, в духе времени и в разговорах со мною всегда высказывался в защиту тех "порядков". Когда, например, я сказал, что репрессии 1937-38 годов — это ничем не оправданный, чудовищный произвол, мой соученик ответил: "Все, кто был осужден, мешали социалистическому строительству". Я, помню, мягко называл его человеком, лишенным собственного мнения, присовокупив, что будущее убедит его в справедливости моего убеждения. Вполне возможно, что он понимал все правильно, но, как многие в то время трусишки, кривил душой, боясь, что его может постичь участь отца.