С. В.СМОРОДИНЪ (М. З. НИКОНОВЪ) И ЕГО ЗАПИСКИ
М. 3. Никоновъ-Смородинъ — по происхожденію крестьянинь, по образованію и предвоенной службѣ — землемѣръ, въ Великую войну мобилизованный, въ концѣ ея, прапорщикъ в глубокомъ провинціальномъ тылу, свидѣтель тылового разложенія арміи. Затѣмъ участникъ и руководитель крестьянскаго «вилочнаго возстанія» противъ утвердившейся большевицкой власти.
По ликвидаціи возстанія одинъ изъ многихъ тысячъ тайныхъ противобольшевиковъ, нырнувшихъ въ бездонную народную пучину съ большевицкими «фальшивками» — сидѣть у моря и ждать погоды, мелкими «спецами» на показной совѣтской службѣ. Восемь лѣтъ просуществовалъ подъ ложнымъ именемъ товарища Луки Лукича Дубинкина, служа по землеустройству сперва въ Сибири, потомъ на Черноморскомъ побережьѣ. Здѣсь былъ узнанъ, арестованъ, предназначенъ къ разстрѣлу, но, въ силу амнистіи, получилъ замѣну «высшей мѣры наказанія» ссылкою въ Соловки на десять лѣтъ. Изъ нихъ Никоновъ-Смородинъ отмаячилъ шесть лѣтъ, то въ Соловецкомъ концлагерѣ, то въ командировкахъ по материковымъ лагерямъ, въ качествѣ «спеца» по пушному хозяйству, то на Бѣлбалтлагѣ (на работахъ по прорытію Бѣломоро-Балтійскаго канала). На седьмой годъ мытарствъ ему посчастливилось бѣжать изъ «пушхоза» на Онежскомъ озерѣ въ Финляндію. Представивъ короткимъ кондуитомъ автора записокъ, скажу два слова объ ихъ предметѣ. Большевики очень хваляхся своимъ строительствомъ; «строй» — любимое словцо ихъ казеннаго языка: Днѣпрострой, Волховстрой и т. д. Во всѣхъ этихъ «строяхъ» у нихъ, однако, не безъ прорухи: то выстроятъ плохо, и «строй» недѣйствуетъ; то выстроягь хорошо, да оказывается — безъ надобности, себѣ въ убытокъ: амортизація грозитъ растянуться лѣтъ этакъ на сто впередъ. Совершенно не удался имъ и главнѣйшій всеобщій ихъ «строй»: водвореніе рабоче-крестьянскаго «рая на землѣ», — взялись не за свое дѣло и водворили нѣчто, какъ разъ, обратное. Однако, надо отдать имъ справедливость: въ обратномъ то они оказались дѣйствительно мастерами-художниками. Раи ихъ сооруженій никуда не годятся, но зато ады, которыми они усѣяли Россію, верхъ совершенства: непревосходимо приспособлены къ
цѣли отравлять жизнь человѣческую и обращать ее въ медленую смерть.
Въ послѣдніе годы совѣтскіе «адострои» начали находить описателей изъ числа жертвъ, побывавшихъ въ когтяхъ ангеловъ, праващихъ кругами большевицкой преисподней. Не девятью, какъ у Данте Алигьери, а гораздо большими, — десятками, — и одинъ другого отвратительнѣе. Соловецкій «адострой» только наиболѣе пресловутъ. Изъ записокъ Никонова-Смородина читатели узнаютъ, что и на материкѣ учреждены большевицкими благодѣтелями такія счастливыя мѣстечки, при одной угрозѣ которыми даже измаянный соловчанинъ содрогается, блѣднѣетъ и дѣлается всему покорнымъ какъ ягненокъ, ведомый на закланіе.
Предупреждаю: въ запискахъ Никонова-Смородина любители читать «ухъ-страшное» не найдутъ увлекательнаго размазыванія ужасовъ садическихъ жестокостей и прочихъ частностей палачества, которыя живописать любят многіе противобольшевицкіе беллетристы, воображая, будто преувеличивать злодѣйство значитъ отталкивать читателя отъ злодѣевъ, а въ дѣйствительности только нездорово раздражать его воображеніе. Никоновъ-Смородинь простъ, фактиченъ, фотографиченъ, нисколько не беллетристъ. Онъ отлично знаетъ, что изображаемое имъ, само по себѣ такъ жутко и мерзко, что, если иному читателю надо втолковывать эту жуткость и мерзость усиленно раскрашенными иллюстраціями, то подобному читателю лучше и не читать его записокъ: значитъ, непроницаемо толстокожъ. Въ собственныхъ страдальческихъ переживаніяхъ Никоиовъ-Смородинъ тоже не выставляетъ себя героическимъ мученикомъ, Прометеемъ этакимъ, гордымъ титаномъ въ оковахъ и съ печенью, терзаемой свирѣпымъ коршуномъ. Напротивъ, то то и жутко въ Никоновѣ-Смородинѣ, что онъ просто симпатичный средній обыватель, провинціальный чеховскій интеллигентъ, брошенный въ условія непосильныхъ титаническнхъ мукъ. И переживаетъ онъ ихъ не по Эсхилу, но обывательски, фаталистически покорнымъ приспособленіемъ къ обстоятельствамъ. Выноситъ невыносимое, терпитъ нестерпимое. Къ чему только не въ состояніи «привыкнуть» жизнелюбивый человѣкъ. До какой предѣльной растяжимости простирается его выносливость, что онъ можетъ, сравнительно спокойно вспоминать и просто лаконически «отмѣточно» описывать.
Ннконовъ-Смородинъ житель и бытописатель деревни, Солоневичъ въ своей «Россіи въ концлагерѣ» повѣствуетъ по преимуществу о городѣ. Эти двѣ книги дають жуткую картину совѣтской дѣйствительности.
Леванто. 7 января 1938 г.
Александр Амфитеатров
Вамъ — живыкъ героямъ, ведуіщимъ борьбу съ темными силами въ самой ихъ цитадели, вамъ — героямъ подвиговъ несказанныхъ, чьихъ именъ и дѣлъ мы не посмѣли коснуться въ разсказахъ о подсовѣтской Россіи, ибо дѣло ваше живо, и вамъ, убитымъ тайно палачами, скрывающими этимъ убійствомъ вашъ подвигъ, ибо одинъ слухъ о васъ, о вашемъ дѣлѣ всколыхнетъ всякое вѣрное Родинѣ сердце, посвящаемъ мы эти строки.
Вамъ — здравствующимъ сопутникамъ по страданіямъ, здѣсь описаннымъ и неописаннымъ, шлеиъ иы нашъ братскій привѣть.
Никоновъ-Смородинъ..