Долгая жизнь в России

Долгая жизнь в России

О МОЁМ ОТЦЕ

О МОЁМ ОТЦЕ
 
О моём отце, Валентине Андреевиче Трифонове, написано около двух десятков статей разных авторов и книга моего брата «Отблеск костра».
Следует особо отметить работы А.П.Шитова, который собрал чрезвычайно большой архивный материал и составил наиболее полную биографию отца и очерк его деятельности.(*2, 3, 4, 5)
Замечательная книга моего брата – Юрия Валентиновича Трифонова «Отблеск костра» - это не только дань любви и уважения отцу. Это книга о революции, гражданской войне, о времени, которое так много определило в истории нашей страны. О людях того далёкого времени, их борьбе, их страстях. О том, что делал отец в то, военное, время.
Но после войны у отца было почти 20 лет хозяйственной работы, которой он занимался со страстью, со всей, присущей ему, добросовестностью, с умением видеть суть вопроса и отстаивать своё мнение. И с поистине поразительным стоицизмом. Потому что снова и снова в своих начинаниях наталкивался со стороны ЦК, Политбюро и разного другого начальства не только на косность, но на явное нежелание понимать. На иное мировоззрение. При этом ином мировоззрении вопрос о том, как развивается народное хозяйство, что грозит его развитию, как это отражается на судьбах людей в стране был несущественным – страна ведь так богата и людские ресурсы немерены. Миллионы человеческих жизней вполне сознательно приносились в жертву при возведении грандиозных Великих Строек.
Одни превращались в лагерную пыль, другие, измученные страхом, жили двойной моралью, третьи – тоже миллионы – получившие право убивать и наживаться на убийствах – лишились совести, стали нелюдями, равнодушно или даже со сладострастием уничтожая своих безвинных сограждан.(*40, 41, 42)
Понимал ли отец, с кем имел дело? Что за люди были верхушкой власти? Кем был Сталин?
Мама вспоминала, что отец как-то в последние годы сказал ей: «Мы создали паскудную власть. Это фашисты».
Но отец со всей добросовестностью работал там, куда его ставила эта власть.
Я думаю, что он считал свой труд важным для страны. Я думаю, что на дне души у него не умирала надежда достучаться, докричаться. Не может быть, чтобы никто не прислушался. Просто не может быть такого равнодушия к судьбам страны и людей. Есть Орджоникидзе и многие другие. Ещё можно что-то сделать… Отец обманывал себя, ошибался.
Страшной была цена этой ошибки.
Сейчас многое стало известно. Опубликованы архивы, которые были засекречены.
Но как трудно было тогда разобраться в иезуитски коварных высказываниях Сталина, тотчас подхватываемых его кликой!
В наше время само слово «революционер» приобрело иной смысл. Мы многое узнали о том, что это слово объединяло людей с разными мировоззрениями, разными целями.
Сейчас существует историческая оценка не только сталинизма, но и фигуры Ленина и самой идеи создания коммунистического общества.
Народами разных стран за прошедшие десятилетия накоплен опыт по этому поводу.
Но я этого касаться не буду. Я возвращаюсь в то время, когда жил и работал мой отец.
 
Я попыталась написать так, чтобы прозвучал голос самого отца. В моих детских воспоминаниях, в воспоминаниях людей, когда-то имевших с ним дело – в годы гражданской войны, в тридцатые годы, в самые страшные его дни – перед гибелью. Но в основном я цитирую его работы, слова самого отца, с несколько устаревшими оборотами, но полные той выразительности, которая даётся только тогда, когда слово «проходит через сердце». Небольшое исключение – высказывания о работах Валентина Андреевича Трифонова специалистов в соответствующих областях.
Поражает, что написанные более 7 десятков лет назад слова отца во многом вполне соответствуют тому, что сейчас окружает нас, о чём мы размышляем.
 
 
Отца мы видели не часто. Он приходил домой поздно, много работал и дома. Однако он, как и мама, любил ходить с нами на лыжах, хорошо плавал, любил велосипед. Но занимался этим редко.
Неизменной у него оставалась утренняя зарядка. Отец поднимал пудовую гирю, широким мечом, привезённым из Китая, со свистом рассекал воздух, растягивал эспандер.
Молодой Юра упражнялся с отцовскими гирями и эспандерами и очень гордился , что может это делать. А меч забрали при обыске – он, очевидно, фигурировал как оружие.
У отца были хорошие руки. Он со вкусом выполнял домашнюю слесарно-столярную работу, чинил велосипеды, точил коньки, делал нам разные игрушки: замечательных змеев, лопаты для снега, луки со стрелами.
Я думаю, он вспоминал своё раннее сиротство, а может быть томился предчувствием собственной судьбы и старался быть нам хорошим отцом.
В последние годы он стал мрачен, за инструменты не брался.
Помню чувство острой тревоги, когда я заставала отца перед моим аквариумом. Он мог долго сидеть с отрешенным лицом. Вряд ли в это время он видел рыб; скорее всего наблюдение за их мельканием было сродни наблюдению за языками пламени. Говоря современным языком, отец пытался снять чудовищный стресс, с которым жил. Мама шептала мне: «Иди к отцу». Я забиралась к нему на колени или на стул рядом с ним, тормошила его, и на какое-то время он отвлекался от своих раздумий.
Одно моё воспоминание об отце относится к 32 или33 году. В выходной день утром я открыла дверь на звонок. Человек, которого я не узнала, наклонился ко мне и сказал: «Какая большая стала! Вылитый отец!» Меня увели, а отец и бабушка ушли с ним в кабинет. Потом бабушка вышла. Потом, ненадолго, вышел отец. Бабушка позвала отца к нам, в детскую, и говорила ему что-то быстро и тихо. На что отец ответил непривычно грубо (потому и запомнилось): «Не скрипи как немазаная телега! Ему надо уехать и я помогу ему!»
-«Но почему на твоей машине?! Подумай о семье!»
Отец махнул рукой.
Я вспомнила всё это, когда в 1965 году Юра принёс мне воспоминания Б.Е.Шалаева (*7), инженера-энергетика, старого партийца, у которого с партией были сложные отношения – в 1917 году он подал заявление о выходе из партии в связи с несогласием с тезисами Ленина. Б.Е.Шалаев познакомился с отцом и А.Сольцем в 1907 году в Тобольской ссылке и с тех пор неоднократно встречался с ними.
Работая в Свердловске, он узнал, что готовится его обвинение по 58 статье. Он бросился в Москву, позвонил А.Сольцу и узнал, что тот «не может говорить с ним». Тогда Шалаев позвонил и приехал к отцу домой. Вот как описывает это Б.Шалаев:
«Я показал ему заявление с резким протестом против лживого обвинения и сказал, что сейчас иду с этим заявлением на Лубянку – в ГПУ.
Трифонов от волнения соскочил со стула и буквально закричал, что я сошел с ума, что в ГПУ меня несомненно уже давно ждут с этим заявлением и я просто не вернусь оттуда и ни он, ни Сольц даже не будут знать, что со мной произойдёт, когда я исчезну бесследно! А если я хочу знать мнение Сольца, то он, Трифонов, знает его совершенно точно. Сольц не считает виновным не только меня, но и других! Идти мне на такую провокацию, значит дойти до настоящего идиотизма! И я не пошел, уехал. Только потом я понял, насколько, даже в деталях, Трифонов был прав в оценке положения.
Во всех своих действиях он (В.А.Т.) всегда действовал в соответствии со своими убеждениями, в которые он крепко верил и никогда не увёртывался от ответственности, какой бы опасностью она не грозила ему. Он погиб жертвой «культа личности», с которым так и не смог примириться и просто сосуществовать».
Моё детское воспоминание, относящееся как раз к этому, одному из самых тяжелых для отца, времени.
Однажды осенью 36 года папа сказал, что хочет погулять со мной. Отец повёл меня недалеко – во дворе нашего дома был большой универмаг. Папа подвёл меня к прилавку – юбочки, костюмчики, куртки, шапочки.
Папа сказал: «Выбирай, что хочешь».
Он никогда не покупал нам вещи, этим занималась мама. Я вдруг сердцем поняла, что он хочет купить мне что-то «на память», что папа прощается со мной. Пронзившая меня догадка была непереносима.
Вместо ответа я обхватила папу, упёрлась лицом в его пальто и начала реветь. Продавщица суетилась вокруг меня. Папа сказал: «Не обращайте внимания, у неё зуб болит». Он взял меня за руку и мы вышли на лестницу. Папа сказал: «Давай купим какую-нибудь игрушку, а то что мы скажем, когда вернёмся?»
Мы поднялись этажом выше и я сквозь слёзы ткнула пальцем в целлулоидную черепаху. Папа купил эту черепашку и ещё сам выбрал маленькую куклу и целлулоидного лебедя. Он вытер платком моё лицо и сказал: «А теперь возьми себя в руки». Папа не спросил меня, почему я плачу – ему это было ясно. И не стал говорить, что всё будет хорошо – он никогда не врал нам.
Он просто просил, чтобы я взяла себя в руки. С тех пор всю последующую жизнь я только и делала, что выполняла это его желание.
 
За пару месяцев до этой истории, 3 июля 1936 года, отец отправил по пяти адресам – в ЦК ВКП(б), Сталину, Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе – свою книгу «Контуры грядущей войны». (*8)
Книга была крамольная. Отец высказывался против существовавшей тогда, принятой партией, тенденции наступательного мышления – «бить врага на его территории». За пять лет до войны отец предвидел ход войны и писал о необходимости подготовки к такому ходу войны.
Отец писал (*8):
«При концепции «мы будем вести наступательную войну» обороне и защите границ придаётся второстепенное значение. Эта концепция не учитывает, что в грядущей войне наш наиболее вероятный и могущественный противник на Западе – Германия, которая будет иметь перед нами крупное преимущество внезапного нападения. Это преимущество можно компенсировать только одним путём: созданием мощной обороны вдоль границ. Оборона является наиболее результативным способом действия и более полезной, чем наступление, для государства, обладающего обширной территорией».
Через неделю, 10 июля 1936 года, книга была изучена секретарём Комитета обороны при СНК СССР Базилевичем Г.Д.
Базилевич рекомендовал книгу к немедленному напечатанию. Он писал:
«В книге «Контуры грядущей войны» необычайно ярко поставлен целый ряд животрепещущих вопросов… книга В.Трифонова, безусловно, встряхнёт мозги наших оперативных работников и всех командиров, серьёзно размышляющих о вопросах будущих боёв и даст им много новых материалов для работы в целом ряде новых направлений».
Г.Д.Базилевич был арестован в 1938 году, казнён в марте 1939 г., реабилитирован в 1955 г. (*10)
Но отец не прочитал этого заключения. Он вообще не получил ни от кого никакого ответа.
Считая поднятые в книге вопросы чрезвычайно важными для страны, отец ещё три раза пытался их поднять – в письмах на имя Сталина, Молотова и Ворошилова – 27 декабря 36 года, 4 марта и за четыре дня до ареста - 17 июня 37 года. Ответом тоже было молчание.
Через 60 лет, в 1996 году, найденная в архивах НКВД книга отца была снова изучена и напечатана – Академией Генштаба Р.Ф.
Привожу слова к.и.н. Дорохова в предисловии к книге:
«К сожалению, книга тогда не увидела свет. А сколько верных и точных прогнозов в ней содержалось: положение и роль танков и массированных ударов авиации в будущей войне; необходимость подготовки и ведения обороны с началом войны; необходимость заблаговременной подготовки и перевода промышленности на Урал и в Сибирь; суждение о невозможности и нецелесообразности широкого применения воздушных десантов и т.д. Только реальные знания о вероятных войнах, средствах и методах их ведения позволяют разумно строить политику по их сдерживанию и предотвращению, а в случае, если это не удаётся – подготовить народ и армию к их ведению.
Подобными идеями был одержим Валентин Андреевич Трифонов. Такие люди не могут бесследно кануть в Лету, поскольку общество будет нуждаться в их услугах всегда. Они могут ошибаться, но всегда искренни в своём стремлении служить общественному благу. Они готовы принести в жертву даже свою личную судьбу, если над судьбой народа нависла реальная угроза».
В ноябре 1925 года отец был направлен в Китай, как помощник военного атташе (А.И.Егорова).
Его письма в Политбюро, записки, стенограммы бесед с китайскими деятелями составили «Китайский архив».Он был опубликован через 64 года после написания, в 1990 году в журнале «Проблемы Дальнего Востока».(*11)
У отца был свой взгляд на политику Советского Союза в Китае. Он считал неприемлемым искусственное форсирование социальной революции в Китае. Он писал (*12):
«Создавать в Китае правительство нашими руками – это авантюризм. Следует не создавать, а поддерживать правительство, даже буржуазное, если оно имеет социально-экономическую опору, действует в интересах развития своего национального хозяйства».
В.Т. считал безнравственным сотрудничество (*11) с милитаристом Фын Юй Сяном, который использовал передаваемые ему средства не для организации национального движения, а для личной наживы; позорным положение наших военных инструкторов в Китае.
Всё это, по мнению В.Т., вызывало антисоветские настроения в Китае, конфликты на КВЖД.
Отец писал в Политбюро:
«Употребление наших средств часто невероятно глупо… Утверждаю: то, что делается в Советском полпредстве по организации вооружённых сил Китая является в чистом виде беспочвенной авантюрой. Стоит эта авантюра огромных средств советских налогоплательщиков и нашей репутации в Китае… Во имя чего, ради каких целей нужно так глупо и безнадёжно дискредитировать Советский Союз в глазах китайского народа? Непонятно, непостижимо!»
В.Т. приводит в пример действия ставленника нашего полпредства генерала Фына – китайский вариант обычного овладения работодателями профсоюзным движением.
Фын разрешил существовать профсоюзным организациям.
В.Т. пишет: «Карахан от такого либерализма Фына приходит в совершеннейшее умиление, а я, наоборот, в отчаяние.
Вся головка профсоюза на откупе у Фына, получая от него жалование, в несколько раз большее того, которое получают по месту службы. Прежде чем получить эти деньги они должны стать на колени перед выдающим их администратором, поклониться ему до земли и только после этого они получат «дополнительное жалование».
Отец приводит ещё один живописный пример работы с Фыном:
«Полпредство отпустило несколько тысяч рублей для покупки лошадей для Фыновой кавалерии. Лошади были куплены у Фына в имении, т.е. просто взяты из его табунов и переданы его же армии, а мы заплатили за это советскими деньгами. Мелкое, но очень характерное жульничество».
Взгляды В.А.Т. вошли в противоречие с мнениями Л.М.Карахана (посла СССР в Китае), Г.М.Вайтинского (представителя Коминтерна) и нашего советника при Гоминдане. Отец был отозван из Китая.
Дальнейшая история Китая показала во многом правильность суждений В.А.Трифонова. (*3)
Привожу слова Ф.Ф.Лаппо из предисловия к №Китайским архивам» в журнале: «Такие документы специалисты считают конфликтными. Но для записок В.А.Трифонова более характерно не стремление оправдаться, а побуждения долга – изложить позицию.
Запальчивость автора обращения в Политбюро – не от тщеславия, а от совестливости, прямота – не от ограниченности, а от ответственности, преданности делу, искренность не от наивности, а от чистоты помыслов. Есть ли у нас сегодня избыток этих свойств души?
Не так-то просто было и в 26-ом году встать пусть не против всех, но хотя бы отдельно от всех, чтобы сказать свою правду.
И сегодня ему (Ю.В.Т.) не пришлось бы отрекаться от отца».
 
Совсем маленькое воспоминание об отце относится к 1927 году. (*31) Юру в Хельсинки познакомили с 90-летней старушкой, которая в молодости работала кастеляншей в торгпредстве, когда отец был торгпредом.
-   Ваш отец был симпатичный, - говорила Елена Ивановна, - Я его помню. Я ходила к нему подписывать финансовые документы. Он был вежливый, корректный и прекрасно обращался с низшими работниками. Чего, надо сказать, другие не делали.
 
Я не могу не привести несколько документов, чудом сохранившихся в сарае нашей старой дачи и обнаруженных в 2004 году. Они относятся к 1918- 1921 гг. Отец в те годы был членом Коллегии Наркомвоена, членом РВС Республики, последовательно членом РВС 3-ей Армии, Особой группы Южного фронта, Юго-Восточного фронта, Кавказского фронта.
Телеграммы, приказы, письма, разговоры по прямому проводу по политическим вопросам, о движении армий, о победах и поражениях, соображения экономики и кадровые решения.
Я отобрала из этой массы документов несколько, где, на мой взгляд, выразительно выступает то, что было основой его мировоззрения, что занимало отца непрестанно, помимо военных забот.
Это были дела, касающиеся обустройства страны, судеб людей, которых он пытался уберечь, спасти. Звучит голос отца – требовательный, гневный, недоумевающий, с болью и горечью – по самым разным вопросам.
 
Декабрь 1918 г. По прямому проводу немедленно.
Екатеринбург, предкубземотдела т. Гарновскому.
 
Необходимо в самом срочном порядке решить окончательно вопрос о передаче имений Петрика и Л.Николенко в распоряжение ГУКОНА. Дальнейшее волокитство приведёт к тому, что эти имения пропадут для сельскохозяйственных занятий. По имеющимся у меня сведениям из имений вывозится инвентарь и имущество. Необходимо рассмотреть этот вопрос с точки зрения максимального расширения посевной площади. ГУКОН справится с этими имениями, а вы со свободными землями на Кубани справится не в состоянии. Срочно отвечайте.
Член РВС Кавфронта В.Трифонов.
 
 
В отдел Гражданского Управления при РВС Южного фронта.
Сведения о безобразиях воинских частей в Донской области.
Воинские части уничтожают сель.хоз. принадлежности, «красную пшеницу» - многолетне выращиваемую для посева, земледельческие орудия держат под замком, когда поля и сады нечем обрабатывать, последнюю соль отправляют, спирт не отпускают лазарету, считая военной добычей, племенной скот режут, высококлассных племенных жеребцов и кобыл используют для строевых нужд – племенные рассадники пустеют. Обязывают под страхом предания суду как врагов Советской власти выполнять невозможные требования. Терроризируют работу ревкомов. Грабят население. Безобразия воинских частей переходят всякие границы в Сальском, Цимлянском, Карачаевском, Вешенском, Каменском, Миллеровском, Хоперском районах.
Апрель 1919г.
 
Приводится, с сохранением орфографии, дословно, документ:
Ревкому ст. Великокняжеской.
Предлагаю немедленно, с получением сего, представить в штаб дивизии 10 курей, 5 утей, 2 поросёнка, 10 пудов совершенно белой муки.
После чего будет проведен полный расчёт за это и за продукты.
Помощник начальника
Штаба 1 Донской Советской стрелковой Дивизии
14 апреля 1919 года
станица Великокняжеская.
 
Эти данные были использованы В. А Трифоновым для доклада в Оргбюро ЦК в июле 1919 г.
Доклад находится в архиве Центрального музея Советской Армии. Фонд В. А. Трифонова.
 
1919 г. Телеграмма. ЦЕКА ПАРТИИ Ленину.
(выдержка из телеграммы)
Основная причина наших неудач на юге, наряду с неправильной линией нашего политического поведения на Дону – полное отсутствие организованности и военного порядка в управлении Южным фронтом.
Особенно заметна работа фронта на организации санитарной части. Более возмутительного отношения к раненым, чем это наблюдается на Южном фронте, нельзя и придумать. То же самое с делами снабжения. Эвакуационный пункт Южного фронта, находящийся в Борисоглебске, по докладу начальника пункта, за зиму эвакуировал 32.000 сыпнотифозных. Если принять во внимание, что далеко не все больные эвакуировались, а часть их умерла на месте, то надо предположить, что на Южном фронте от тифа погибли целые армии. Сыпной тиф называется «голодной болезнью». Я не имею оснований обвинять Южный фронт в злонамеренной организации снабжения и санитарии и думаю, что те ужасы, которые творились и творятся на Южном фронте (третьего дня на ст. Графской я вынужден был простоять 1/2 суток для того, чтобы организовать кормление раненых, не евших уже целые сутки), объясняются неумением работать и игнорированием элементарных и основных правил гражданской войны…
 
12 января 1919 года. Москва, Наркомзем, Муралову.
Для начала работы по коннозаводству нужно передать в ГУКОН конезаводы на Ю.-В., в 40 вёрстах от Ростова, где имеются уже 67 племенных лошадей, собранных попечением Кавфронта.
Вопрос о передаче необходимо решить немедленно, дабы по весне их можно было оборудовать.
Для начала работы по коннозаводству эти заводы являются самыми удобными.
Член РВС Кавфронта В. Трифонов.
 
Москва предреввоенсоветресп тов.Троцкому
Копия Наркоминдел тов. Чичерину
6 сентября 1920 года
Среди кавказских горцев замечается нарастание недовольства Советвластью. Объясняется это главным образом тем обстоятельством, что до сих пор не удалось развернуть в Терской и Дагестане аппаратов Соввласти и укрепить Советвлияние…
Экономическая политика Советвласти почти не затронула горских племён. Земельный вопрос остался неразрешенным. Для укрепления Советвласти среди горцев необходимо усилить русские советские воинские части, усилить местные советские аппараты, заинтересовать горцев материально, для чего необходимо проводить твёрдую земельную политику и попытаться выдать хотя бы незначительное количество продуктов фабричного производства, главным образом мануфактуры. Указанные вопросы сейчас разрабатываются совтрудармом.
Член РВС Кавфронта Трифонов.
 
13 октября 1920 года. Москва ЦЕКА ЕРКАПБ т. Крестинскому
предсовтрудобороны т. Ленину
предреввоенресп т. Троцкому
(выдержка из письма)
…Войска фронта при нынешних условиях не в состоянии участвовать в серьезных операциях. Части разуты и раздеты. Без обуви, шинелей и теплого обмундирования они, конечно, не могут участвовать в походах в горах, где уже 3/Х выпал снег – район Кисловодска, Нальчика и т.д. Зарегистрированы случаи, когда части отказывались нести службу и наш трибунал их оправдывал ввиду полной невозможности босыми и в летнем обмундировании выполнять наряды в мороз… (Далее следуют конкретные указания о необходимых мерах).
Член РВС Кавфронта В. Трифонов.
  
 
 17 декабря 1920 г. Пятигорск Окрвоенкому Беленковичу.
Немедленно расследуйте, действительно ли уничтожаются леса, служащие защитой для лечебных источников. Если это подтвердится, срочно примите меры к прекращению. О принятых мерах сообщите.
Реввоенсовет фронта В.Трифонов.
 
15 октября 1920 года. Ростов Совтрударм т. Фрумкину
или т. Беленькому.
 
Население Дагестана, всё без исключения, голодает. Обещанный хлеб не получен. Нужно спешное распоряжение о направлении одного маршрута в Дагестан. Прошу информировать меня.
Трифонов.
 
Как к члену РВС фронта, к Трифонову приходили документы по приговорам ревтрибуналов. На многих документах резолюции В. Трифонова «приостановить исполнение, передать дело в РВС фронта». Это означало изменение приговора. Для этого направлялись также телеграммы или происходили телефонные переговоры. Таких документов очень много. Привожу лишь несколько, характерных.
 
11 декабря 1920 г. Председателю Дагестанского трибунала.
Чрезвычайная комиссия города Петровска приговорила двух инженеров – Шатилова и Серенко – к высшей мере наказания за старые дела. Инженеры эти очень нужны как хорошие специалисты нефтяного цеха и вырывать их из работы теперь не совсем резонно. Прошу этот вопрос рассмотреть с этой точки зрения и постараться сделать так, чтобы они вновь вернулись на свою работу, хотя бы она и носила принудительный характер, как мера наказания.
В. Трифонов.
 
 
21 ноября 1920 года. Грозный. Командкавтрудовой.
Сделайте распоряжение о немедленной передаче дела комиссара Терского отделения тов. Тауклис из Р.В.Т. Кавтрудовой в жел. Дор. Трибунал по принадлежности.
Р.В.С. Кавфронта Трифонов.
 
5 сентября 1920 г. Баку Р.В. Трибунал. Копия РВС Армии, копия РВС
фронта, копия тов. Зиновьеву.
РВС фронта приостанавливает приговор 11 армии в отношении Садовникова и приказывает дело передать в РВТ фронта.
Член РВС фронта В. Трифонов.
По поводу Садовникова отцу пришлось почему-то хлопотать дважды: помимо резолюции на протоколе трибунала, была ещё отправлена эта телеграмма в РВТ 11 армии с копиями.
 
12 января 1919 г. Екатеринодар. Предс. Кубано-Черноморской области.
Необходимо немедленно расследовать случай ареста всего персонала Сочинской Опытной станции. Крупное научное учреждение разрушается. Если нет никаких серьезных обвинений, прошу содействовать освобождению. Арестованные сочинским политбюро отправлены в Новороссийск. Велянинов находится в Екатеринодарской тюрьме.
Член Ревсовтрудармии Уполн.Наркомзема В. Трифонов.
 
В тридцатые годы, в разгар репрессий, В. Трифонов тоже пытался как-то защищать людей. Был арестован И.А.Акулов. Сохранилось письмо, которое отец писал М.И.Калинину:
«Сегодня, при посещении семьи Акуловых, я узнал, что Иван арестован. Я не могу оправиться от этого кошмарного удара. Не могу допустить мысли, что Иван – предатель партии и Родины. Вот уже тридцать лет я его знаю, но всегда знал его как убеждённого ленинца и как честного человека. Что же случилось? Может быть, он стал жертвой клеветы. Эта мысль не даёт мне покоя».
Письмо отца не помогло. Акулов был расстрелян в августе 1937 г. (*43)
 
Отца всегда волновали вопросы защиты правопорядка, законодательство в этой области. Сохранились протоколы (*1) с выступлениями отца на совещаниях «пятёрки» - при организации Красной Гвардии в Петрограде.
Отец категорически высказывался против точки зрения анархиста Иустина Жука о том, что «Красная Гвардия должна строиться для нарушения существующего порядка, для экспроприации, для казни».
В. Т. говорил: «Вооружённые рабочие могут ставить перед собой только одну задачу – свержение государственного порядка. Но это не значит, что рабочие, организованные в Красную Гвардию могут сами, походя, заниматься насилием. Они только вооружённый отряд пролетариата и вместе со всем пролетариатом примут участие в борьбе за власть. Охранять буржуазный порядок мы не должны, но нарушать его удовольствия ради не следует».
В 1978 году были опубликованы (*13) воспоминания А. Чуватина, участника Гражданской войны, сотрудника трибунала Ю.-В. фронта. Привожу его слова: «В 1919 году я неоднократно обращался к В. А. Трифонову за советом и помощью, как к члену Р.В.С. Ю.-В. фронта. В. Т. учил трибунальцев вдумчиво относиться к судьбам людей. «Вам, - говорил В.Т. – партия дала острое оружие репрессий, и им нужно умело пользоваться. Без необходимости нечего применять жестокие меры наказания».
В.Т. требовал строго соблюдать законность. Был против назначения «неопределённых наказаний», при которых исполнение приговора откладывалось «до победы мировой революции» или «до окончания гражданской войны».
В июне 1919 года отец был переведен из Р.В.С. Восточного фронта на Дон, в связи с тяжёлым положением, мартовским восстанием казаков станицы Вешенской «не против Советской власти, а против комиссаров-коммунистов».
Восстание было следствием политики расказачивания, которое началось в январе 1919 года директивами Оргбюро ЦК РКП(б) и Донбюро РКП(б). Директивы эти ставили «насущной задачей полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как экономической группы… физическое уничтожение верхов казачества… формальную ликвидацию казачества».
В станицы и хутора уничтоженных и сосланных казачьих семей должны были переселяться рабочие и крестьяне северных губерний.
В своём докладе Оргбюро ЦК РКП(б) 10 июня 1919 г. (*14) В.А.Т. писал об этих директивах:
«Лучшего агитационного материала восставшие казаки и выдумать не могли… Огульное обвинение казаков в контрреволюции является, конечно, плодом незрелого размышления… Ошибки, граничившие с преступлениями, совершались нами на Дону… Переселение казаков в том виде, в каком оно осуществляется теперь… является величайшим преступлением. Нужно твёрдо и определённо отказаться от политики репрессий по отношению к казакам вообще. Это не должно мешать, однако, строгому, беспощадному преследованию в судебном порядке всех контрреволюционеров».
В этом потоке крови, беспощадном истреблении всех мужчин в станицах и хуторах, замеченных в помощи восставшим, немедленном расстреле всех казаков, занимавших служебные должности по выбору или назначению, расстреле без исключения всех богатых казаков, взятии заложников – в этом диком произволе В.А.Т. требовал разбора в судебном порядке дела каждого контрреволюционера!
В феврале 1924 года В.Т. получил назначение председателем Военной Коллегии Верховного Суда СССР.
Через год, в феврале 1925 года, В.Т. организовал Всесоюзное Совещание военно-судебных работников, где стоял вопрос о реорганизации работы. Многие конкретные решения этого совещания стали основой деятельности военной юстиции. Но я хочу вспомнить о другом. Я хочу привести сохранившиеся в архиве слова В.Т. на этом совещании (*15): «Советский суд не может быть орудием мести. Эти палаческие функции должны быть вытравлены из политики… Предложенный циркуляр о процентном отношении наказаний – чудовищная мера».
Отец был верен себе. Уже в октябре 1925 г. он был переведен на другую работу, а в ноябре отправлен в Китай.
Проблемы правопорядка продолжали занимать В.Т. и в феврале 1930 г. в газете «Известия» была опубликована его статья «Теоретическая путаница в области уголовного права и уголовной политики». В сохранившейся рукописи отец настаивает на необходимости признания принципа презумпции невиновности. Дискутируя с прокурором республики Н.В.Крыленко о теории и практике в определении меры наказания, В.Т. писал: «Советская юстиция должна строить свою практическую работу на основе принципа презумпции невиновности. Перенесение спора из области практики в область теории при неверной теоретической установке, может только запутать вопрос и осложнить советскому обществу борьбу с теми затруднениями, в первую очередь законодательного, нравственного порядка, которые неизбежно возникнут в связи с переходом нашей революции на новую ступень развития».
Редакция газеты сочла неуместным это положение. Статья была напечатана без него. В.Т. написал протест в редакцию, но безрезультатно.
Это было закономерно. Вспомним Г.Л.Пятакова : «Если партия для её побед, для осуществления её целей, потребует белое считать чёрным, - я это приму и сделаю своим убеждением». (*5, стр.145)
М.Каганович : «Мы отвергли правовое государство». (*5, стр. 95)
 
Я думаю, что здесь уместно привести одно стихотворение старшего брата отца – Евгения Трифонова. Братья были очень близки, они часто встречались и, конечно, обсуждали всё, что происходило вокруг.
Их жизненные пути были схожи. До революции – подпольная работа, тюрьмы, ссылки, побеги из царских тюрем и ссылок, снова работа. Евгений пробыл в тюрьмах и на каторге 11 лет. Узнав о февральской революции, бежал с места «вечной ссылки» в Усть-Куте в Сибири. Это важно знать для понимания его стихов.
Даже внешне братья были похожи. Но отец был серьёзнее, основательнее. Евгений более эмоциональный, открытый. Евгений писал стихи, полные чувства, искренние.
Поэтому в девяностые годы, когда я решила попытаться понять, когда же к ним пришли сомнения в действиях, совершаемых во имя революции, я подумала, что мне нужно разыскать стихи Евгения разных послереволюционных лет. Архивы Евгения, его черновики и письма утеряны. Искать нужно было стихи, изданные в разные годы.
В архиве Российской Государственной Библиотеки, в сборнике «Буйный хмель» я нашла стихотворение, можно сказать, вычисленное мною. Оно называется «Покаянный стих».
Сборник стихов «Буйный хмель» издавался три раза: 1918 г. – гор. Козлов; 1922 г. – г. Москва; 1931 г. – г. Москва. В издании 1918 года этого стихотворения ещё не было – очевидно, время сомнений не пришло.
В издании 1931 года его уже не было.
В конце двадцатых, начале тридцатых годов уже вовсю шло «закручивание гаек».
В письме Сталина в журнал «Пролетарская революция» (*16) содержалась установка «систематически заострять внимание», «срывать маски с фальсификаторов истории». Заголовки газет и журналов призывали: «Разгромим и уничтожим классового врага на баррикадах искусства»; «Рабочему классу не нужна буржуазная идеология»; и даже «Цвет не может быть беспартийным». Печатались письма деятелей искусства и литературы (например, искусствоведа Л.Гессена), где эти люди признавали свои идеологические ошибки – просмотрели крамолу.(*17)
Лирическое стихотворение, да ещё с упоминанием Бога и чувства вины за содеянное – конечно, уже нигде не могла быть напечатанным. Оно было напечатано в этом сборнике только один раз в 1922г. Вот это стихотворение:
 
Покаянный стих

То, что вынес, не трудно,

Что стерпел, не беда.
Всё былое – минутно
И ушло навсегда.
Но за то, что сгорело
В буйном пламени лет,
И за мысль, и за дело
Дам я горький ответ!
И тогда в приговоре
Оправданья не жди
Что прошло, то не горе,
Горе всё – впереди!
Не осилить мне снова
Чёрных дней одному.
Разум спросит сурово…
Что отвечу ему?
Как отвечу я Богу?
Где достану я сил?
Что имел – понемногу
Растерял и забыл.
И родимому краю
Я немного отдал.
Что на свете я знаю?
Что я в жизни видал?
Так, с минувшим в разладе
И грядущему враг,
Ты к последней расплате
Поплетёшься, бедняк –
С сердцем в тягостном споре,
С вечной мукой в груди…
Ах, что было – не горе,
Горе всё – впереди!
 
 В этом стихотворении не только покаяние, но и горькое предвидение. Грядущее, ради которого автор шел против совести – «с вечной мукой в груди» - тоже окажется враждебным.
 
 К К.Е.Ворошилову отец, очевидно, относился с антипатией.
У отца были ещё царицынские, 1918 года, воспоминания, когда Ворошилов и Сталин присвоили себе заслуги военных специалистов в отстаивании Царицына. Отец тогда поддерживал этих бывших генералов, он относился к ним с уважением. Тогда же, в Царицыне, у Е.Трифонова, старшего брата Валентина, произошли первые столкновения со Сталиным. Братья были едины в своём отношении.
Но они уже никогда не узнали, что по ложным доносам, организованным Ворошиловым, оба этих генерала были уничтожены органами НКВД: А.П.Снесарев в 1937 году, П.П Сытин в 1938 году. (*44)
Помню, в 34 или 35 году пионерская организация Юриного 4-го класса попросила Юру пригласить отца на сбор, посвящённый Ворошилову. Отец должен был рассказать, как сражался этот герой революции.
Отец помрачнел и резко сказал, что не пойдёт на этот сбор. Юра спросил – «почему?» Отец ответил, что «у него есть соображения по этому поводу». Юра очень огорчился и спросил отца, можно ли сказать, что отец не придёт, потому что он застенчивый, не любит выступать. Отец так же мрачно сказал, пусть Юра скажет там, что хочет.
Помню одно высказывание отца о Ворошилове. В Серебряном Бору отец встретил Ворошилова верхом в окружении большой охраны. Отец рассказывал маме: «Клим сидит в седле, как собака на заборе. Я его спросил – «Не помочь ли?» Мама ахнула: «Зачем же ты так?» «Не удержался», - ответил отец.
 
 
Отец занимался совершенно разными проблемами. Но что бы он ни делал, экономическую сторону вопроса В.Т. считал наиболее важной, изучал её тщательно, глубоко, привлекая статистический материал, отчёты предприятий, доклады и статьи по экономике разных лет.
В 1928 году он написал большую работу «Перспектива развития Советской системы» (*18), где использовал опыт НЭПа, показатели состояния народного хозяйства страны за 10 лет народовластия. Работа эта, содержащая, как написал сам отец, «еретические мысли», напечатана, конечно, не была.
Главная еретическая мысль, ради которой и была написана работа, следующая:
«Достигнутые Советским хозяйством успехи не гарантируют его дальнейшего развития. Советская система может оказаться перед непреодолимыми препятствиями и совершенно неустранимыми затруднениями, которые трагически повлияют на её судьбу».
В.Т. оговаривает, что имеются в виду нормальные условия развития народного хозяйства Советской системы, т.е. отсутствие войн, политических передряг.
«Достаточными основаниями для этого утверждения являются 2 неблагоприятных фактора промышленной деятельности – 1) меньшая производительность советской промышленности по сравнению с частной и меньшая производительность крупной государственной промышленности по сравнению с мелкой.
2) Изношенность промышленных активов и вызванный ею рост производственной себестоимости.
Чем же объясняется малая производительность и доходность советской системы?
Основные недостатки Советской системы:
1. Невероятный бюрократизм, тормозящий всякое живое начинание, казённое отношение к делу, господствующее почти повсеместно.
2. Материальная нищета, недостаток капиталов (недостаточность основного капитала) – бюрократия есть в значительной степени производное этой нищеты.

 О бюрократизме.
Борьба с бюрократией и казёнщиной была поставлена в наших организациях в центре внимания партии и общественности в самый начальный период существования Советской власти. С тех пор ежегодно ставилась та же самая задача. В результате в нынешнем году, к 10-летнему юбилею власти, мы являемся свидетелями совершенно небывалого развития бюрократизма.
Бюрократизм 20-21 гг. представлял из себя младенца, только начинающего жить по сравнению с бюрократизмом 27 года, которого мы должны изобразить в виде здорового сильного мужчины во цвете лет.
Выходит, вынянчили за эти годы язву Советской Системы».
«Почему же ничего не вышло из этой борьбы с бюрократией? Да потому, что боролись с бюрократизмом людей, а корни бюрократизма в методе организации. Мы боролись со следствием, оставляя причину в стороне. Борьба не могла не быть безрезультатной.
Бюрократизация государственного аппарата не представляет собой той СМЕРТЕЛЬНОЙ опасности для Советской системы, которую, несомненно, несёт с собой бюрократизация хозяйства.
Немалую роль в бюрократизации промышленных аппаратов сыграли многочисленные руководящие, направляющие, контролирующие и планирующие инстанции. Это вызвало распыление ответственности в управлении промышленностью. Стремление избежать ответственности, прикрыться соответствующим постановлением или резолюцией – основное стремление практически работающего управленческого аппарата. Созданная таким образом обстановка является лучшим «питательным бульоном» для бациллы бюрократизма».
Знал бы отец, во что сейчас превратился в нашей стране бюрократизм! Он уже не сильный мужчина, а сжирающий всё живое ненасытный монстр из триллера.
Выиграют ли сражение с ним представители бизнеса, которые в последние годы пошли во власть? (*19) Потому что понимают, что всесилие прежних чиновников – это удушение деловой инициативы, тяжелейший кризис социальной сферы, за счёт которой чиновники привыкли набивать свои карманы, разложение общества. В этих условиях нормальная экономика развиваться не может. Та самая СМЕРТЕЛЬНАЯ опасность для экономики, о которой писал В.Т.
В случае победы над монстром – бюрократизмом - не превратятся ли бизнесмены-победители в таких же монстров – жиреющих на крови и слезах сограждан, равнодушных к своей тяжко больной стране? Смогут ли устоять перед искушением?
Вот это сейчас – главный вопрос.
 
О планировании народного хозяйства.
 
«Расширение планового начала значительно влияло на усиление бюрократических элементов в управлении промышленностью.
Идея планового хозяйства, блестящая творческая идея, но осуществляется она в России из рук вон плохо. К сожалению, влияние планового руководства одинаково могущественно, когда план построен правильно (влияние положительно) и когда план построен неправильно (влияние будет отрицательным).
Только достигнув предела – промышленного развития передовых иностранных промышленных государств – Советская власть может по-серьёзному пытаться руководить хозяйством страны по принципу «единого хозяйственного плана». В полной мере это руководство может быть осуществлено исключительно в обстановке развёрнутого социализма. Только перевалив этот предел Советская власть может начать аккумулировать в своих руках материальные ресурсы в таких размерах, которые позволят уже практически ставить вопрос о видоизменении хозяйства Советской страны в социалистическое.
Попытки планового руководства хозяйством, недостаточно освоенным статистически, плохо учтённым – эти попытки неизбежно превращаются в бюрократическое извращение плана, замораживающее хозяйственную жизнь и стоящее огромных денег.
Ныне в централизованной и планируемой крупной госпромышленности производительность рабочего в два раза ниже, чем в мелкой и средней госпромышленности, нецентрализованной и непланируемой».
В 1925 г. В.Т. развивал эту мысль в письмах в президиум Госплана и Сталину: «Госплан сейчас в значительной мере является паразитом, и паразитом не всегда безвредным». (*24)
 
Еретические мысли о частном капитале.
«Необходимы решительные меры в области восстановления и расширения материальной основы промышленности – механизмов и оборудования фабрик и заводов.
Но обновление основного капитала даст положительные результаты только в обстановке оздоровления условий управления промышленностью. В деле возрождения и расширения промышленного капитала страны …. источником, могущим основательно помочь Советскому хозяйству в деле развития промышленной деятельности и который до сих пор не привлекал к себе нужного внимания, является частный капитал, частное предпринимательство.
Надо признать, что материальные средства для восстановления и расширения советского хозяйства в нужном размере и в кратчайший срок, могут быть получены только из-за границы. На ближайший период, однако, мы вынуждены искать материальные ресурсы внутри Союза, не обманывая себя возможностью серьёзной помощи из-за границы. Если при создавшейся международной обстановке трудно рассчитывать на привлечение в Союз в широком масштабе иностранных капиталов путём займов и концессий, то коммерческий путь для нас, во всяком случае, остаётся открытым».
«Бюрократизации содействует монополистическое загнивание советской промышленности. Наиболее показательный фактор его – рост себестоимости промышленной продукции. Его причина – падение удельного веса частной промышленности.
В 23/24гг. частные предприятия составляли 4% всей промышленной продукции, производительность их была в два раза выше государственной.
При таких условиях никакой социальной опасности для советской системы частное предпринимательство не представляет, а в то же время, конкурируя с госпромышленностью, оно является известным «кнутом», и всякое уменьшение значения этого «кнута» было не полезно, а вредно государственной промышленности.
Частный капитал представляет из себя не только довольно крупные материальные силы, которые могут быть брошены страной на новое строительство, но он также представляет из себя резервуар человеческого материала, располагающего большим знанием и опытом в области хозяйственного строительства».
 
В.Т. чрезвычайно ценил и всегда старался использовать профессиональный опыт своих сотрудников. Работая в 1921-23 гг. председателем Нефтесиндиката, он привлекал к работе специалистов нефтяных обществ Нобиля, Мазут, военных специалистов. Финансовые планы (*20) нефтяных трестов были выполнены более чем на 100%, себестоимость нефти, цены на нефтепродукты были самыми низкими из всех промышленных цен. Однако, комиссия ЦК отстранила В.Т. от дальнейшей работы. Основное обвинение: «Отсутствие необходимого количества членов РКП на работе в аппарате синдиката. Аппарат засорен буржуазно настроенными специалистами».
В.Т. никто не вызвал и объяснений по работе Нефтесиндиката не потребовал. В.Т. просто убрали. Результаты работы не были важны и интересны властям.
 
«Необходимо такое развитие частного капитала, при котором за государственным хозяйством было бы сохранено его господствующее положение в хозяйстве страны. Так, например, металл, топливо и транспорт являются основой хозяйственной жизни страны. Здесь государственное хозяйство, конечно, должно стремиться к максимальному расширению своего влияния. Иное дело отрасли лёгкой промышленности, работающие на широкий рынок. В этих отраслях государственному хозяйству нет никакой необходимости стремиться к максимальному расширению.
В области товарооборота Советская система более или менее удовлетворительно разрешила проблему использования частного капитала.
Относительно промышленности сказать это отнюдь нельзя».
 
О НЭПе.
 
«Продразвёрстка», «плановое» распределение продукции «заперли» товарооборот, парализовали хозяйственную жизнь. Для того, чтобы страна могла хозяйственно развиваться, нужно было развязать товарооборот. НЭП вызвал к жизни, возвратил, легализовал в стране частный торговый капитал. Не сделав этой уступки, Советская власть не могла бы двинуть вперёд хозяйственное развитие страны».
 
О внешней торговле.
 
«Серьёзным источником для оживления хозяйственной деятельности Союза является внешняя торговля. Наш вывоз ничтожен не только потому, что у нас в стране мало товара, а также и потому, что мы не умеем взять этот товар даже тогда, когда он имеется в наличии.
Объясняется это тем, что при нынешней форме внешней торговли производитель товара лишен возможности извлечь какую-либо выгоду от заграничной торговли. Та выгода, которая получается… оседает в общем котле или у торгующей организации и до производителя доходит очень редко.
Необходимо внесение начала непосредственной заинтересованности производителя в операциях внешней торговли. Это верно по отношению к производителям промышленной продукции и во сто крат более правильно по отношению к производителям сельхозпродукции – крестьянству.
Основное содержание Советской монополии (во внешней торговле) не в том, чтобы придать ей наиболее бюрократические посреднические формы, а в том, чтобы обеспечить максимальное развитие производительных сил страны. Введение начал заинтересованности и инициативы… значительно посодействует разрешению этой основной задачи.
Нужен решительный пересмотр структуры советской промышленности… Раскрепощение промышленных предприятий, возрождение в хозяйственной деятельности начал ответственности, заинтересованности и инициативы аппарата управления, переход в области планирования от административного усмотрения к хозяйственному воздействию».
О «хозяйственном воздействии» В.Т. писал ещё в 21 году, дискутируя с В.Лариным (*25):
«Из здоровой конкуренции и соревнования, из разумной хозяйственной борьбы должна родиться та равнодействующая, которая позволит привести организм Республики в состояние хозяйственного расчёта».
Вернёмся к 1928 году.
«Путь, обеспечивающий существование Советской системы, гарантирующий её развитие – только превращение Советской системы в конкурентоспособную систему. Сейчас она не конкурентоспособна и, следовательно, в таком виде она дальше развиваться не может».
 
«Советская система, независимо от её потенциально-социалистического содержания, только тогда оправдает в глазах широких масс рабочих и крестьян всю ту сумму страданий и жертв, которую отдали эти трудовые массы делу борьбы за Советскую власть, она только тогда оправдает «издержки революции», когда народное хозяйство страны в условиях Советской системы будет продуктивней, производительней и целесообразней, по сравнению с хозяйством свергнутой системы частного капиталистического хозяйства».
 
В 28 и 29 гг. отец занимался организацией Всесоюзной Сельскохозяйственной Академии.
В 29г. была закончена организационная работа, создана ВАСХНИЛ во главе с академиком Н.И.Вавиловым, со штатом профессоров, с многочисленными НИИ в разных районах страны. В.Т. числился недолго в президиуме Академии.
Но многие проблемы, с которыми он столкнулся, он считал нерешенными. Особенное внимание отца привлекала фигура Т. Д. Лысенко.
Я помню книгу Лысенко в коричневой обложке «Теоретические основы яровизации», испещрённую вопросительными и восклицательными знаками и замечаниями отца типа: «Идиотизм!», «наука?!?» и т.п.
В архиве сохранилась рукопись отца, названная «Почему молчат академики о яровизации?» В. Т. пишет о Лысенко:
 
«Предварительно необходимо отметить одно качество, присущее т.Лысенко, которое выгодно отличает его от очень многих научно-исследовательских работников – о явно выраженном желании и несомненном умении ставить с/х науку на службу сельскому хозяйству, способность привлечь к исследовательской работе колхозные и совхозные активы и сосредотачивать на определённых вопросах внимание советской общественности. Это крупное достоинство т.Лысенко как общественного работника не должно, однако, препятствовать объективному научно-практическому анализу яровизации как в качестве агротехнического приёма, так и с точки зрения теоретической научной значимости. Яровизация превратилась в последние годы в крупное общественное движение, вовлекающее большие колхозные массы и весьма серьёзно затрагивающее общественное колхозное хозяйство.
Однако, не предпринимаются даже попытки дать объективный и строго научный анализ яровизации как научному и агротехническому движению. Необходимо понудить наши научные организации, наши многочисленные институты заняться этим вопросом со всей энергией, ибо этого требуют интересы советской страны.
Т. Лысенко сформулировал постулаты, которые легли в основу его критического отношения к основам классической физиологии растений (*22): т. Лысенко утверждает, что знания закономерностей жизни сельскохозяйственных растений, а также их требований к условиям внешней среды, в буржуазной науке чрезвычайно ограниченны.
Далее т. Лысенко пишет: среду, в которой растение встречается в естественных условиях и в которой они культивируются в практике, старая наука часто принимает за необходимые условия развития этих растений.
Нам кажется, что ни в первой, ни во второй своих частях этот постулат т. Лысенко не правилен. Т. Лысенко подчёркивает, что знания именно буржуазной науки ограниченны. Этим он даёт как бы понять, что знания Советской пролетарской науки, в противовес буржуазной, не должны считаться ограниченными.
Нам кажется совершенно недопустимым и вредным даже намёк на подобное утверждение».
Статью эту В.Т. не дописал. Может быть потому, что ему стало ясно, «почему молчат академики».
В начале 30-х годов начались репрессии против крупных биологов-генетиков: был выслан профессор С. С. Четвериков и ряд других генетиков, позже закрыт Институт Медицинской генетики, сотрудники которого были арестованы, закрыт Институт Молекулярной биологии. Лысенко начал твёрдо забирать власть в науке в свои руки, умело организуя «молчание академиков».
Отец застал начало этих действий. И высказанные при этом идеи назвал «совершенно недопустимыми и вредными». И у Лысенко отметил незаурядную общественную активность и сомнительную научную ценность идей. И, очевидно, почувствовал опасность этого сочетания.
Вряд ли он мог себе представить, какое чудовищное развитие получат действия Лысенко через 10-18 лет. Погибли в застенках Лубянки гордость отечественной науки академик Н. И. Вавилов и многие другие замечательные учёные, объявленные врагами народа. Многие, как завкафедрой генетики МГУ академик А. С. Серебровский, умерли молодыми, не выдержав оказываемого на них давления, или покончили собой, как профессор Д. А. Сабинин, или были отлучены от работы, как академик Н. К. Кольцов, старейший генетик, чьим именем сейчас назван Институт Биологии Развития в Москве.
Печально известная августовская сессия ВАСХНИЛ, поддержанная Сталиным, который лично правил (*33) текст доклада Лысенко на этой сессии, в 1948 году завершила разгром биологии. Отечественная генетика перестала существовать на долгие 17 лет. Уничтожение научных школ и кадров обусловило непоправимое отставание нашей науки от мирового уровня.
В 1948 году я училась на 2 курсе биофака МГУ. Нам читали соответствующие лекции по «мичуринской биологии». Не всех профессоров удалось сломить. Для нас, микологов (специалистов по грибам), примером был, конечно, наш завкафедрой Низших Растений, миколог с мировым именем Лев Иванович Курсанов. Ему вменялось в обязанность тоже прочитать лекцию по теории Лысенко. Лекцию он читал так: «Лысенко… Трофим Денисович… много сделал разных… открытий… вам о них расскажут… А мы с вами сейчас займёмся низшими растениями». На этом у него с Лысенко было закончено.
На лекциях лысенковцев нас просвещали  всерьёз о превращениях под влиянием условий внешней среды ячменя в рожь, а кукушки в пеночку.
Одну невразумительную лекцию нам прочёл сам Т. Д. Лысенко. Из зала была подана записка: «А если осла раскормить, может ли он под влиянием условий внешней среды стать академиком ВАСХНИЛ?» Автора записки найти не удалось. Лекций Лысенко нам больше не читал.
Мы распевали невесёлую частушку:
Где вместо доводов дубины,
 Там от стыда краснеют стенки,
И на дубах растут лещины,
А на Опариных – Лысенки.
 
Весной 1948 года в Большой Коммунистической аудитории МГУ состоялась дискуссия по вопросам биологии.
Выступивший на ней академик Н. К. Кольцов говорил о возможности, применяя достижения генетики, существенно продвинуться к продовольственному изобилию через 20-30 лет.
Затем академик Т. Д. Лысенко заверил присутствующих, что без прямого воздействия на наследственное вещество, изменяя условия внешней среды, он этого достигнет за 2-3 года.
Немедленно появилась соответствующая частушка – о безграмотности наших новых научных руководителей:
 
Всё, что хочем,
Всё мы могем!
Сделаем гуся трёхногим!
Отрастим лягушке нос!
Превратим морковь в овёс!
За два года,
За три года
Переделаем природу!
Наша внешняя среда
Подсобит нам завсегда!
 
Во дворе, между Биофаком и Физфаком, на теннисном корте сжигали книги генетиков, дарвинистов и прочих «врагов народа» - М.М.Завадовского, А.А.Парамонова, И.И.Шмальгаузена. Горели книги Я.М.Кабака.
Он обычно читал первую лекцию для поступивших на Биофак и делал это необыкновенно увлекательно. Теперь его книги «изымались из обращения».
Позже, когда мы смотрели фильм М. Ромма о Германии «Обыкновенный фашизм» - кадры с оскаленными лицами и сжигание книг на площади – показались нам хорошо знакомыми.
Я всё время помнила отцовские комментарии к трудам Лысенко.
Поэтому, когда Л. И. Курсанов, предлагая нашей группе темы дипломных работ, пробурчал скороговоркой, что прислали одну тему от Лысенко – по ветвистой пшенице – я подумала, что хорошо бы мне самой разобраться в этой новой лысенковской идее - и попросила эту тему.
Но Лев Иванович твёрдо сказал, что мне он рекомендует тему про микоризу дуба, тем более, что он помнит мою курсовую работу, проделанную в Теллермановском лесничестве и хочет, чтобы я продолжила её в качестве дипломной. И кафедре интересно именно эта тема. Он говорил с нажимом и как-то очень сердито. Тогда я не могла ему сказать, что причина моего интереса к теме Лысенко – комментарии моего отца. Сейчас я знаю, что эти отцовские «идиотизм!», «наука?!», и «так-ли?» - понравились бы Льву Ивановичу.
Но тогда я упрямо повторила, что хочу работать по этой теме, получила колосья ветвистой пшеницы и уехала в Горки Ленинские, где была экспериментальная база Лысенко, а главным агрономом был его отец Денис Никанорович Лысенко.
Я получила колосья ветвистой пшеницы Triticum turgidum двух сортов: «Зафрани» и «Бек бас бидайбо» из Афганистана и Индии, где, приспособленная к местным условиям, она давала высокие урожаи.
В 50-е годы вокруг ветвистой пшеницы был поднят большой шум. Ветвистая пшеница из египетских пирамид часто упоминалась как пример долговечности. Факт этот, как деликатно пишут учебники, «оказался несостоятельным» (*27). Радиоизотопный анализ показал, что всхожесть зёрен ветвистой пшеницы, в отличие от всхожести семян некоторых других растений, сохраняется всего несколько лет.
Невольно горько вспоминается предсмертная записка профессора Д. А. Сабинина: «От меня требовали сказать неправду». Эта записка не касалась ветвистой пшеницы, но метод – тот же.
Я очень старалась быть объективной. Работала изо всех сил. Но, несмотря на передовую агротехнику, удобрения, поддерживающие устройства, ежедневное свирепое внимание Дениса Никаноровича – в наших условиях, не обработанная генетически, пшеница поражалась всеми видами грибных и бактериальных заболеваний и погибала.
Я определила в три раза больше возбудителей болезней, чем любой член нашей группы на своих растениях. Я работала очень много и добросовестно.
И я единственная получили тройку по диплому.
Мы все были ошарашены этой несправедливостью. Сейчас я думаю, что у Льва Ивановича не было другого выхода.
Он пытался отговорить меня от этой темы, но не справился с упрямой девчонкой. В результате он допустил, что его дипломница сделала вывод о нежизнеспособности ветвистой пшеницы в наших условиях – это шло вразрез с одной из модных идей Лысенко!
Шел 1951 год – время было очень тяжелым не только в биологии (*32). В МГУ все говорили о жестокой расправе со школьниками и студентами первых курсов Истфака и Филфака МГУ, членами подпольной организации, единственной виной которых было чтение и обсуждение марксистской литературы с соответствующими выводами о положении в нашей стране.
В феврале 1951 года трое студентов этой группы были расстреляны, 10 школьников и студентов получили по 25 лет, трое – 10 лет исправительно-трудовых лагерей.
Лев Иванович должен был обезопасить себя и кафедру. Мне Лев Иванович сказал после защиты: «Эту работу можно было не делать, всё было ясно заранее». Потом, без перехода, сказал, что кафедра предлагает мне место в аспирантуре в ВИЗРе.
- А как же моя тройка по диплому? – спросила я.
- Пусть это вас не беспокоит! – опять очень сердито сказал Лев Иванович. Всё это было ему не по душе: тема, моё, непонятное ему, упрямство, моя незаслуженная тройка. А теперь ещё троечнице давать направление в аспирантуру!
Но я-то! Я поработала с отцом – выяснила его вопросительные знаки, убедилась, что он был прав в своём недоверии к идеям Лысенко – и была счастлива!
К концу пятидесятых годов стал очевиден провал яровизации как агроприёма, повышающего урожайность зерновых по всей стране. Принудительные посевы яровизированными семенами на тысячах гектарах в районах с разными климатическими, почвенными и другими условиями, приносили огромный экономический ущерб.
Для определения несостоятельности ветвистой пшеницы, к счастью, потребовалось меньше времени и народных средств.
 
В 1984 или 85 году я встретилась с Верой Николаевной Михеевой, секретарём-машинисткой отца на его последней перед арестом работе – председателем главконцесскома. Мы разговаривали у неё дома, на улице Тухачевского.
Вера Николаевна рассказала:
«В последнюю зиму Валентин Андреевич был очень подавлен. Приезжал на работу и сразу бросался к почте – всё ждал какого-то письма.
Мало разговаривал. И мерил шагами кабинет. Стал рано уезжать домой, а прежде засиживался допоздна. Однажды сказал мне: «Давайте я вас сокращу. Вам не обязательно работать – у вас муж работает. Напишем – по семейным обстоятельствам».
Но мы не успели это сделать.
Когда я начинала работать у него – в 1932 году – он был другим. Конечно, он всегда был требовательным – я должна была всё делать аккуратно и вовремя. Но работать с ним было хорошо, отношение его было человеческое. Бывало, рассказывал что-нибудь, не относящееся к работе. Иногда мы разговаривали о детях. У меня сын немного старше вас. Например, помню, он рассказал, как вы катались по перилам и всадили занозу. А брат водил Вас в поликлинику, где сделали операцию под местным наркозом. Родителям сказали, когда всё было позади. Вы были тогда совсем небольшие. Вы ещё в школу не ходили, а брат был в каком-то младшем классе».
Этим последним рассказом Вера Николаевна меня очень удивила. Я, действительно, любила съезжать по широким перилам лестницы в сад. Садилась боком, как в дамское седло, и неслась вниз. Занозу всадила глубоко, в левое бедро. Сказала только Юре. Два дня мы мазали ногу йодом и думали, что само пройдёт. Потом нога распухла и Юра потащил меня к врачу. В поликлинике мы сказали, что родители в командировке, что было отчасти правдой – мама была в совхозе. Мы-то с Юрой думали, что папа очень рассердился на нас, а он, оказывается, был доволен нашей самостоятельностью. Даже Вере Николаевне рассказал с оттенком гордости.
 Относился к Вере Николаевне с уважением и пытался её обезопасить.
 А ждал он, очевидно, ответа на свою книгу «Контуры грядущей войны», которой он придавал большое значение.
 
 Когда арестовали отца, в июне 37 года, мне было 10 лет. Нас с Юрой не разбудили, когда его увозили. Арест не был неожиданностью для отца. Бабушке удалось позвонить на дачу, когда они закончили обыск в Москве и уехали в Серебряный Бор.
Бабушка успела сказать отцу, что сохранит детей. На это отец, хмыкнув, ответил: «Если сохранишься сама».
Вокруг шли массовые аресты. Брали людей, которых отец считал честными работниками, знал много лет.
Больше мы не увидели отца. За несколько дней до ареста я просила его привезти из города мой велосипед. Он всё время забывал, а я обижалась. В последний свой вечер он вспомнил и привёз. Велосипед долго стоял у стенки, где его поставил папа, но потом всё-таки я стала кататься. Потому что не только мы с Юрой были уверены, что произошло недоразумение, всё объяснится и папа вернётся, но и мама, и бабушка убеждали нас в этом и, очевидно, старались оставить себе надежду.
В декабре 1968 года Юра встретился с человеком, который сидел на Лубянке в одной камере с отцом шесть недель (со 2 сентября до середины октября), М. И. Казаниным. Тогда он просил не называть его фамилию, назвался Ушаковым.
Вот что он рассказал об отце:
«Одет незатейливо, почти по-рабочему. Худой, чёрный, чуть согнутый, без малейшего фатовства – как рабочий человек. И был похож на инструментальщика или часовщика. И на сцепщика в «Анне Карениной» - с фонарём. И ещё больше – на рабочего в стихотворении Гумилёва. Который отливает пулю. Впечатление профессионализма, целеустремлённости и одной мысли. Все в камере относились к отцу с уважением. Общее впечатление, что ваш отец сохранял полное владение собой, вероятно, лучше всех зная, что его ждёт – никогда не допускал ни малейшего срыва. Он хотел жить. И была уверенность, что он абсолютно здоров, что он будет жить и что, по крайней мере, если эта возможность осуществится, он войдёт в неё, сохранив все свои силы.
У других этого не было. Сидел старый большевик. Он знал, что происходит. Он «не сдаст ни одной позиции». Имея в виду не животное самосохранение, а пригодность для того, чтобы жить и делать. Он держал себя в порядке, в руках, и – по возможности, физически.
Часто говорил о казачестве. О наделах, которые давали казаки, о земельных просторах на Дону, но без горечи, обвинений – а так, как было. О воинских качествах казаков, но без восхваления или осуждения. О том, как в Первую Мировую войну австрийская и немецкая кавалерия больше всего боялась схваток с казаками – из-за пик. И показывал, как после удара пикой казак поворачивал её в ране.
Он возвращался к юности, а не к годам Гражданской войны. Абсолютное отсутствие аффектации. Никогда не говорил о своих постах или своей роли.
Характер у В.А. был остро критический, насмешливый, не дававший никому потачки. Склонен был переходить к веселью над незадачливым собеседником, но без тени язвительность или оскорбления.
В камере часто завязывались споры между В. А. Артамоновым (Зам. Нач. Главного артиллерийского управления) и Кудрявцевым (профессор механики из Института стали). Говорили о пушках. Артамонов, видимо, давно забыл баллистику. Но, в силу своего положения, должен был говорить авторитетно.
Слабоват оказывался и профессор механики. В. А. не давал им спуску, прижимал к стенке и разоблачал, не унижая.
Иногда говорили о съездах.
У меня создавалось впечатление, что В. А. не слишком серьёзно относился к съездам, к их нумерации.
Каждый, кто приходил в камеру, знал, что кто-то один – иуда. Поэтому пускаться в разговоры остерегались.
Когда новички спрашивали: «Что делать? Что делать?» В. А. железно советовал: «Что было – то было, чего не было – того не было». Эти слова и ваш отец вообще – меня спасли.
Ничего не говорил о себе и своём деле. Ничего – о семье. Сильный человек. Распускать нюни не мог.
Артамонова вызвали к следователю. Спрашиваем: «Ну как?» «Плохо… Подписывал, чего не было». «Зачем же?» «Есть вещи, которые входят в сознание через зад». Эту фразу он повторил несколько раз. Его били, наверное. В камере боялись говорить, что били.
Из Лубянки увозили в разные места. В Лефортово – там били, пытали, судили и убивали.
Вводят Мартыновича – начальника одного из Управлений Наркомата оборонной промышленности. Герой Гражданской войны, комдив. Его шумно приветствует Артамонов, по Украине его знает В. А. Уводят. Возвращается через неделю. Сапоги приходится разрезать – стоял всю неделю.
Однажды, когда обжились и узнали друг друга, сидели – В. А., Кудрявцев и я.
Я спросил В. А. – чем это кончится?
- Судьба… Сталина (он тихо говорил) – это судьба Павла Первого (*26). Войдут два здоровых солдата и придушат.
Видимо, многие на это надеялись, но двух гвардейцев в России не нашлось.
Да, дело обычное, - как и других, вас взяли с прикупом – то ли вас бить, то ли вы со страху наговорите – но что-нибудь обнаружится, что вы знали.
Вашего отца надо было уничтожить. Другой судьбы у него быть не могло».
 
 Основанием для ареста отца была справка следователя Горбунова от 4 февраля 36 года, назвавшего отца скрытым троцкистом, связанным со Смилгой и Каменевым (*28).
«Заработала» эта справка только через 1 год 4 месяца. На предварительном следствии отца допрашивали только 1 раз – 13 декабря 37 г. – через полгода после ареста. Следователь Абакумов предложил В. Т. дать показания о его «борьбе против Советской власти».
Очевидно, в начале допроса для отца ещё существовала его собственная установка – «что было, то была, что не было, того не было».
Отец сказал, что считал политику Коминтерна губительной для Китая и высказывался по этому поводу (вёл активную борьбу» - записали в протоколе). Подробно по этому поводу не был опрошен. Сказал, что по вопросам организации Советского хозяйства был сторонником частнособственнических предприятий. Также не опрашивался подробно. Что враждебно относился к ЦК и, особенно, к Сталину.
Но не это нужно было Абакумову.
На вопрос о том, занимался ли он шпионажем, зафиксировано живое слово отца: Нет, до такой подлости я не дошел». (*29)
Тем не менее в протоколе дальше сказано, что Трифонов признался в шпионаже.
Очевидно, в ходе допроса отец получил дополнительное подтверждение своей обречённости, пришел к твёрдому убеждению о бесполезности что-либо говорить.
Действительно, судьба его была решена задолго до того, как были проведены так называемые предварительное следствие и судебное разбирательство по делу. Обвинительное заключение было утверждено 15 февраля 1938 года, до окончания предварительного следствия – 28 февраля 38 года.
В деле указано, что В. Т. подписал всё, что от него требовали: признал себя участником троцкистской организации, группы террористов, германским шпионом, получившим за эту работу 5000 рублей через шведа Якобсена, что он был связан с 14 троцкистами-террористами и совместно с Н. И. Вавиловым организовывал снижение эффективности сельскохозяйственного производства.
На суде 15 марта 38 года, длившемся 15 минут, показания В. Т. на предварительном следствии не рассматривались. Однако в протоколе суда сделана запись, что он подтвердил в суде эти показания.
В последнем слове «ничего сказать не пожелал».
15 марта 1938 года отец был расстрелян.
 
В ноябре 1955 года проверкой дела Трифонова были полностью опровергнуты все «показания» протоколов предварительного следствия. Никто из названных в протоколе никаких показаний об антисоветской деятельности Трифонова не давал. Не обнаружено доказательств подготовки или проведения терактов. Компетентные органы подтвердили, что нет никаких данных о принадлежности В. Т. к германской разведке и о существовании шведского шпиона Якобсона.
26 ноября 1955 года В. А. Трифонов был полностью реабилитирован.
Я думаю, что протоколы допросов он не подписывал и что протоколы эти вообще были сфабрикованы не в ходе следствия. О практике фальсификации протоколов допросов и подписей осуждённых имеются многочисленные свидетельства.
Например, Л. Шатуновская, которая так же, как и её муж, прошла допросы на Лубянке, пишет (*30):
«Подписи осужденных подделывались. При освобождении мне самой показывали якобы подписанные мною протоколы допросов, которых не было, и мои «показания», которых я никогда не давала.
Ни на одном из допросов меня и моего мужа не велись стенограммы. Тем не менее, нам предъявили для подписи аккуратно перепечатанные пачки стенограмм».
П. Судоплатов, один из старейших работников органов, организатор убийств и сам убивавший разных неугодных власти людей, отсидевший после смерти Сталина 15 лет (53-68 гг.) и знакомый с технологией ведения следствия изнутри, пишет в своей книге (*37), что у Абакумова был сотрудник – полковник Шварцман, который специально занимался созданием фальсифицированных протоколов допросов.
Следователем по делу отца был Абакумов – будущий министр КГБ. В 1951 году он был арестован в результате внутрипартийных интриг, помещен в одну из самых страшных тюрем – Матросскую Тишину, откуда писал слёзные письма Берии и Маленкову. Но никакой реакции на просьбы арестованного министра не последовало (*36).
В 1955 году в Ленинграде его, вместе с двумя помощниками начальника следственной части Комаровым и Лихачевым судили открытым судом, приговорили к расстрелу и расстреляли. Говорят, что Абакумов пытался вымолить себе жизнь, валялся в ногах у палачей (*30).
Об этом свидетельствует и Рой Медведев (*38):
«Подавляющее большинство клеветнических материалов фабрикуется здесь же, в НКВД, самими следователями и их руководством. Работники НКВД не только сочиняли сами всякого рода легенды, но и сами подписывали протоколы допросов вместо заключённых. Здесь действовала настоящая фабрика лжи».
 
В 1945 году, когда начали давать сведения о репрессированных, я пошла с запросом об отце на Кузнецкий мост, в приемную НКВД.
В приемной за столом сидела женщина средних лет в офицерской форме. Поодаль, у окна – ещё один офицер, мужчина, который не вступал в разговор. Мне было сказано очень коротко:
«Ваш отец умер от воспаления лёгких в июне 1941 года». Я была готова к такому ответу, так отвечали почти всем, различными были только болезни. Но шок всё же, очевидно, был, потому что я спросила нелепое: «Вы мне правду говорите?»
Женщина нахмурилась, подняла плечи и развела руками. Всё же я спросила ещё: «Где он похоронен?» И она ответила, подняв глаза от бумаг: «На братском кладбище».
Я шла домой на Калужскую пешком, в голове у меня билось – «на братском, на братском». Было тепло от этого слова – он был не один, он был среди братьев.
Я думала, как написать маме в лагерь – я ведь слышала от жены моего дяди Павла – Ани, что мама сказала: «Если Валентин умрёт, мне незачем жить».
Маме мы не написали, хотя получали от неё в письмах горькие упрёки: «Таня, ты уже давно должна была узнать об отце. Почему ты мне не пишешь? Почему?!»
То, что мне сказали о смерти отца было, конечно, ложью. В деле отца указано, что его расстреляли 15 марта 1938 года. А вот о кладбище мне пришлось неожиданно вспомнить через много лет.
В 1982 или 1983 году мне позвонил незнакомый человек и сказал, что знает, где похоронен отец и хочет со мной встретиться. Это был старый, очень худой мужчина, державшийся настороженно.
Он сказал: «Я их возил весной 38 года. Их зарывали во рву на Братском кладбище, у метро «Сокол», за церковью. Вашего отца я узнал – я видел его, когда привозил хозяина в Серебряный Бор. Вас я тоже помню. Во дворе было много детей. Я помню Вас и Вашего брата. Вы были старше нашей Тани».
Я его спросила: «Как вы узнали папу?»
Он ответил не сразу, с каким-то затруднением:
«Не спрашивайте. Об этом вам знать не надо».
Я не могла поверить во всё это.
Тогда он дал мне телефон Елены Дмитриевны Самсоновой, бывшей соседки по двору в Серебряном Бору.
Её муж, Михаил Григорьевич, один из четырёх братьев Самсоновых, расстрелянных в 1937- 1938 годы.
Наши семьи никогда не были близки. Родители не общались, их дочка была гораздо младше нас.
Но судьба распорядилась так, что дважды её дороги пересеклись с моими.
Первый раз это было в 1937 году. Я не помню, в какой из летних месяцев. Было очень раннее утро. Очевидно, услышав шум, я, тогда десятилетняя девчонка, открыла дверь на нашу общую лестницу и стояла в дверях.
С верхнего этажа стремительно спускалась Елена Дмитриевна, держа за руку дочку. За ней мужчина нёс чемодан и сумку. Почему-то зрительно запомнилось разгорячённое молодое лицо Елены Дмитриевны и эта сумка, из которой торчало ярко-красное Танюшкино пальтишко. Вдруг, ни слова не говоря, Елена Дмитриевна наклонилась и поцеловала меня. Потом так же стремительно спустилась с крыльца. Её ждала машина. Они тотчас уехали. Днём я стала объектом внимания взрослых.
Наталия Денисовна Самсонова, вдова брата Михаила, Бориса Григорьевича, журналиста, который умер своей смертью в 1934 году – говорила у нас на веранде моей бабушке: «Не понимаю, где Елена с Танюшей. Вчера вечером договаривались идти в Троицкое…»
И тут я рассказала, что видела, как утром они уехали и как она меня поцеловала.
Это всех удивило: «Так непохоже на Елену. Чего ради? И почему тебя? Кто её перевозил и почему чемоданы?»
Вскоре стало известно, что Михаил арестован в Москве. Елена Дмитриевна и девочка исчезли, телефон у них не отвечал, и все решили, что она тоже арестована.
И вот, почти через 50 лет, я сижу в её маленькой квартире у метро Аэропорт, и едва узнаю эту старую и больную женщину.
Она говорит мне: «Ты должна обещать мне, что никогда и никому не расскажешь об этом. Ты знаешь теперь, где твой отец, а я знаю, где Михаил. Больше никому до этого нет дела. А подводить нашего шофёра нельзя».
И я молчала много лет.
Больше я Елену Дмитриевну не видела. Недавно я узнала, что она умерла в середине восьмидесятых годов. И что она не была репрессирована, а скрылась, уехала в какую-то сибирскую деревню и жила там под чужой фамилией. А поцелуй на лестнице – видно, она считала, что никогда уже не вернётся и так прощалась с прошлой жизнью.
Теперь, наверное, я могу открыть эту нашу общую тайну.
 
Самым главным делом своей жизни отец считал работу по созданию нормального, жизнеспособного государства, обеспечивающего людям гражданские права и достойную жизнь.
Всё, что он написал в сфере экономики, в области права, о защите государства, создании сельскохозяйственной науки – направлено к этой цели.
Многие, вполне доброжелательно относящиеся к Валентину Андреевичу Трифонову авторы статей пишут, что он был истинным большевиком. На мой взгляд, сказать это об отце никак нельзя. Потому что с 1918 года до конца его жизни у него были свои взгляды на методы построения и управления государством, не совпадающие, резко отличающиеся от большевистских методов. Об этом он писал во всех своих работах, говорил в выступлениях.
Через 70 лет после гибели отца мы видим, что многие его предсказания сбылись удивительно точно: о начале и ходе войны, о смертельной опасности бюрократии и бездумного государственного планирования, о значении частного капитала, об опасности Лысенко для науки и сельского хозяйства, о том, как закончится жизнь Сталина.
Отец погиб, как миллионы солдат революции, которые оказались беззащитными, потому что не могли стрелять в своих, в тех, кого они считали своими. Слишком поздно они поняли, в каких руках власть, манипулирующая святыми для них понятиями – свободы, справедливости, блага народа.
Солдаты проиграли свою войну. То государство, за которое они сражались, не было создано.
 
Фамилия моего отца есть в «Расстрельных списках»(*9), изданных обществом «Мемориал». Там указано, что прах отца захоронен в Бутово («Коммунарка»). Но я не могу не верить и человеку, который привозил расстрелянных на Лубянке на Братское кладбище.
Я не знаю доподлинно, где прах моего отца.
 
Две с половиной тысячи лет назад в Афинах останки павших воинов помещали в общие гробы и погребали торжественно (*39). Выбранный от города человек произносил речь. Первую речь произнёс Перикл, правитель Афин, знаменитый оратор и философ. Свою речь он кончил так:
 
Людям отважным, знавшим долг и чтившим честь могила вся земля. О них гласят не только могильные надписи, но и неписаная память в каждом человеке: память не столько о деле их, сколько о духе их. 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ПРИМЕЧАНИЯ
 
1.      Юрий Трифонов. «Отблеск костра». Собрание сочинений, т. 4, М., Художественная литература, 1987 г., стр. 61.
2.      А. П. Шитов. «Юрий Трифонов. Хроника жизни и творчества». Екатеринбург, издательство Уральского университета, 1997г., стр. 25-60, 690.
 
Это фундаментальный, удивительно скрупулезно выполненный труд А.П.Шитова. Входящая в состав этой книги статья А.П.Шитова и Е.Е.Трифонова «Мы живём в потоке времени» представляет собой очерк деятельности и биографии В.А.Трифонова и его брата Е.А.Трифонова, революционера, писателя, поэта.
3. А .П. Шитов. «Братья Трифоновы». М., журн. Вопросы истории, №11-12, 2001г.,стр.81.
 
4. А. П. Шитов. «Библиография творчества Ю. В. Трифонова». М., МГУ им. Ломоносова, 2002 г. №№ записей 429,608, 1007А, 1582, 1584, 2693А, 2698-99, 2701.
          
 В чрезвычайно полной библиографии, содержащей 2720 наименований, упомянуты также некоторые работы, посвящённые Валентину Андреевичу Трифонову.
5. А.П.Шитов, В.Д.Поликарпов. «Юрий Трифонов и советская эпоха».Москва, изд. «Собрание», 2006г.
В прекрасной книге этих двух авторов собран и проанализирован очень большой и интересный архивный материал, причём около трети текста посвящено работам и жизни В.А. и Е.А.Трифоновых.
6. Юрий Трифонов. «Дом на набережной». М., «Эксмо-пресс», 2000 г., стр. 341, 350. Из дневников и рабочих тетрадей.
7. Б. Е. Шалаев. «Воспоминания». Рукопись. Г. Свердловск, 1965 г.
Архив Т. В. Трифоновой, п. 12, д. 20.
 
8. В. А. Трифонов. «Контуры грядущей войны». М., Воен. Академия ген. Штаба ВС РФ, 1996 г.
Антология отечественной военной мысли; кн. 10, стр. 284, 292, 295, 421.
 
9. Общество «Мемориал». «Расстрельные списки. Коммунарка. Бутово». Книга памяти жертв политических репрессий. М., издательство «Звенья», 2000 г., стр. 31.
Базилевич Георгий Дмитриевич (1899 – 1939)
Б. Офицер царской армии (подполковник), с 1917 г. член РСДРП(б), военный деятель, комкор, секретарь Комитета Обороны СНК СССР.
Расстрелян в 1939 г. Реабилитирован в 1955 г.
 
10. К. А. Залесский. «Империя Сталина». М., «Вече», 2000 г., стр.42.
В биографическом энциклопедическом словаре К.А.Залесского собран огромный фактический материал. Разумеется, я не в состоянии оценить достоверность приводимых данных. Но документальные сведения о моём отце, В.А.Трифонове, у меня имеются и они противоречат приводимым К.А.Залесским.
К.А.Залесский пишет: «В.А.Трифонов председательствовал на всех политических процессах этих лет, в том числе фальсифицированных. Один из создателей советской судебной системы, которая основывалась не на следовании закону, а на революционной необходимости.»
Не существует, не может существовать никаких документов для этих высказываний.
Имеются многочисленные документы, утверждающие прямо противоположное.
В.А.Трифонова действительно всегда волновали вопросы защиты правопорядка. В настоящей книге приводятся некоторые документы поэтому поводу (стр.95-97). Отец считал необходимым создание именно правового государства, выступал и писал по этому поводу, считал необходимым признание принципа презумпции невиновности, требовал от своих подчинённых строгого соблюдения законности.
Во время недолгой работы В.А.Трифонова председателем Военной коллегии Верховного суда СССР готовился один процесс – над Б.Савинковым.
Именно потому, что отец хотел при следствии опираться на законы и факты, он был убран с этой работы и заменен на Ульриха, который провёл и закончил этот процесс так, как нужно было властям.
На процессах, «проводимых в те годы», отец, разумеется, НЕ председательствовал.
Есть документы о том, кто был председателями на этих процессах.
Более подробно о приписанной К.А.Залесским В.А.Трифонову «создании советской юстиции» сказано в книге А.П.Шитова и В.Д.Поликарпова (5* стр.98-100).
 
11. В. А. Трифонов. «Из китайского архива». М., ж. «Проблемы Дальнего Востока» №3, 1990 г., стр. 115 – 117; 120; 121.
 
12. В. А. Трифонов. «О работе нашего посольства в Китае». Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 29.
 
13. М. Глазунов, Б. Митрофанов. «В. А. Трифонов». (К 90-летию со дня рождения). М., Ведомости Верховного Суда СССР, 1978 г., №5, стр. 22.
 
14. «Филипп Миронов». Тихий Дон 1917 – 1921 гг. Под общей редакцией акад. А.Н.Яковлева. М., Международный фонд «Демократия». 1997 г.
Стр. 204 №147; стр. 138 №88;, стр. 145 №89;
Стр. 159 №115; стр. 163 №118; стр. 164 №120;
Стр. 184 №136; стр. 203 № 145.
 
15. В. А. Трифонов. «Вопрос о реорганизации военно-судебной работы».
Доклад на Всесоюзном совещании военно-судебных работников 25 февраля 1925 г. г. Москва.
Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 15.
16. И.Сталин. «О некоторых вопросах истории большевизма». М.,ж. «Пролетарская революция» №6, 1931г.
17. Л.Гессен. «Мои ошибки».
Письмо в редакцию ж. «Бригада художников», 1931г., №№4-5, стр. 62-63.
18. В. А. Трифонов. «Перспективы дальнейшего развития советской системы». М., 1928 г.
Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 25.
Стр. 1, 3, 7 – 11, 16, 21, 31-32, 38, 44.
 
19. Е. Е. Трифонов. «Тень олигархии. Слишком много государства – вот что заставляет крупный бизнес идти на выборы». М., ж. «Новое время», №44, 2002 г.
 
20. В. А. Трифонов. Письмо в Президиум ЦКК РКП, в Секретариат ЦК РКП. М., 23 ноября 1923 г.
Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 11.
 
21. РКП(б) ЦКК. Президиуму ВСНХ. Выписка из протокола. «О нефтесиндикате». М., 23 августа 1923 года.
Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 12.
 
22. Т. Д. Лысенко. «Теоретические основы яровизации». М., Госиздат, 1935 г., стр. 5-7.
 
23. В. А. Трифонов. «Почему молчат академики о яровизации?» М., 1930 г.
Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П. 13, д. 6.
 
24. В. А. Трифонов. Письмо в Президиум Госплана и в ЦК РКП(б) т. Сталину. «О работе Госплана». 26 января 1925 года. Архив Т. В. Трифоновой. Рукопись. П.13,д. 4.
 
25. Ю. Голанд. «На крутом повороте». М., ж. Политическое образование №4, 1989 г., изд. «Правда», стр. 51.
 
26. А. Авторханов. «Загадка смерти Сталина». Посев, 1976 г., Франкфурт-на-Майне, стр. 217, 130, 143, 154-158, 168.
А. Авторханов приходит к выводу о сходстве между убийством и заговором против Сталина и убийством и заговором против Павла 1.
В. А. Трифонов предсказывал убийство Сталина и предвидел сходство с убийством Павла 1 за шестнадцать лет до смерти Сталина.
Для А. Авторханова убийство Сталина произошло два с лишним десятка лет назад, он оперировал свершившимися фактами, знал последствия и мог расширить эту мысль.
«Дворцовый переворот в ночь с 28 февраля по 1 марта 53 года против Сталина во многом напоминает дворцовый переворот против Павла 1 и его убийство в ночь с 1 на 2 марта 1801 года. Тогда восстала дворцовая элита против жестокого царя, сейчас восстала сталинская элита против «отца и учителя», открыто угрожавшего «детоубийством».
Разница: дворцовые заговорщики восстали, чтобы спасти Россию от тирана, а сталинцы – чтобы спасти собственные головы.
Даже объявления о наступлении новой эры после Павле 1 и после Сталина перекликаются между собой. Обычная традиционная формула при естественном наследовании престола в старой России гласила, что сын будет управлять в духе «незабвенного родителя нашего», но в манифесте 12 марта 1801 года Александр 1 подчеркнул, что будет управлять по законам и «по сердцу покойной государыни Екатерины 11». Это означало либеральное управление.
Заговорщики против Сталина в своём первом постановлении после его смерти отмежевываются от него, умалчивают его имя и обещают управлять, руководствуясь «выработанной нашей партией политикой как во внутренних делах нашей страны, так и в международных». Нет обещания управлять по-сталински, а есть обещание управлять так, как когда-то управляла «государыня» партия.
Если аналогия, то до конца: граф Пален (организатор заговора) думал, что править Россией при молодом царе будет он, но Александр 1 уволил его в отставку. Свергая Сталина, Берия думал превратить Россию сталинскую в Россию бериевскую, при номинальном «царьке» Маленкове. Но его перехитрили и отправили на тот свет».
Существуют разные версии того, как был умерщвлён Сталин. Но о том, что это было убийство, а не естественная смерть, говорят неоспоримые факты:
1. К марту 1953 года из ближайшего окружения Сталина исчезли (были удалены, арестованы, уничтожены) все преданные ему люди, которые могли как-то помешать планам заговорщиков – генерал Косынкин, ответственный за безопасность Сталина в Кремле; Поскрёбышев (глава «внутреннего» кабинета);
Власик (главный охранник); все врачи и сестры, давно лечившие Сталина, во главе с академиком Виноградовым; сын Василий.
2. Более суток, несмотря на тяжелое состояние Сталина, заговорщики (Берия, Хрущев, Маленков, Булганин) не допускали к нему врачей. Врачи были вызваны лишь на вторые сутки, когда он уже был безнадёжен. Юридический термин: «Убийство неоказанием помощи».
3. Очень важное обстоятельство, что над головами заговорщиков висел топор. Сталин на пленуме ЦК в октябре 52 года объявил о «чистке» в партийной верхушке. «Намеревался ликвидировать членов Политбюро»(*34). Он обвинил Молотова в антиленинизме и шпионаже в пользу США, Микояна в троцкистских ошибках, Ворошилова в шпионаже в пользу Англии (*35). В подвалах Лубянки уже сидели жены-еврейки Молотова, Ворошилова, Андреева, два сына-генерала Микояна. Булганин был уже снят с поста министра вооруженных сил. Хрущев вызвал критику Сталина по причине высказываний в прессе о положении в колхозах (*26). Брат Кагановича покончил жизнь самоубийством перед арестом. Маленков запятнал себя, разрешив дочери выйти замуж за еврея. Сталин не доверял ему, ссылал в Среднюю Азию (*36). Сталин выразил большое недовольство работой Берии – МГБ и МВД допустили заговоры «сионистов», «буржуазных националистов» в Грузии –« Мингрельское дело», «Варшавское дело». Ряд сотрудников Берии были в заключении, среди них Абакумов, у которого требовали компромат на Берию (*36). Берия знал это. «Берия, Маленков, Хрущев, Булганин, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович, Андреев – отлично знали свою обреченность, если Сталин останется у власти еще на несколько месяцев»(*34). Медлить им было нельзя.
 
27. «Жизнь растений», гл. ред. Чл.- корр. АН СССР проф. Ал. А. Федоров. М., 1980 г., изд. «Просвещение», т. 5 (1), стр. 90.
 
28. С. Фомичев. «Первый председатель Военной коллегии Верховного суда СССР». М., журн. Социалистическая законность, 1988 г., №11, стр. 58 – 60.
 
29. Н. Г. Смирнов. «Первый председатель Военной коллегии Верховного суда СССР». М., 2001 г., Репрессированное правосудие, стр. 339 – 352.
 
30. Лидия Шатуновская. «Жизнь в Кремле». New York, 1982, Chalidze Publications, стр. 293, 301.
 
31. Юрий Трифонов. «Опрокинутый дом». Серое небо, мачта и рыжая лошадь. М., 1987 г., Собрание сочинений в 4 томах, т. 4. «Художественная литература», стр.249.
 
32. С. Печура. «С ложью и несправедливостью надо бороться». Газета «30 октября», №12,2001 г., Международное Историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал».
 
33. К. О. Россиянов. «Сталин как редактор Т. Д. Лысенко». М., Вопросы философии, №2, 1993 г., стр. 56 – 69.
 
34. Н. С. Хрущев. Доклад на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Стр.58, 44.
 
35. В. Афиани, А. Фурсенко. «Сталин хотел воевать с США». Новая газета, №15, 27 февраля – 3 марта 2003 года, стр.10.
 
36. Н. Рубин. «Лаврентий Берия. Миф и реальность». М., Олимп, Смоленск, Русич, 1998 г, стр. 298, 304, 306.
 
37. П. А. Судоплатов. «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930 – 1950 гг.». М., 1997 г., Олма-пресс.
 
38. Р. А. Медведев. «К суду истории». Генезис и последствия сталинизма. Alfred A.Knore, New York, 1974, s.575, 580.
 
 
39. М. Л. Гаспаров. «Занимательная Греция». М., Новое литературное обозрение, 1996г., стр. 221.
40. М.Максимов. «На грани - и за ней». М., ж.»Знание – сила» №3, 1988г., стр.77, 79.
В Германии, в 1937-39 гг., в концлагерях Дахау и Бухенвальде, разрабатывались методы превращения нормальных, здоровых людей в нелюдей, а население – в покорную массу работающих существ, «идеальных заключённых».
Клика Сталина была, конечно, осведомлена об этих работах дружественного фашизма и использовала их.
Привожу, по статье М.Максимова, некоторые положения книги Бруно Беттельгейма, врача, психолога, бывшего два года заключённым в этих концлагерях.
В сознании человека есть черта, граница, переступая которую человек перестаёт быть собой, личностью.
Страх – основной инструмент разрушения личности. Необходимо держать людей в постоянном страхе. При этом применяется дополнительное воздействие на подкорку мозга: портреты вождя на каждом шагу, постоянные вопли средств информации, празднества по надуманным поводам.
Человек видит, что арестовывают, расстреливают великих учёных, режиссеров, поэтов, прославленных полководцев, простых людей, соседей, которых он лично знает и которые не могут быть ни в чём виноваты. Ничто – ни таланты, ни заслуги перед Родиной – не спасают. Значит, ты винтик, можешь выжить, только если тебя совсем не будет видно, если ты сольёшься с властью.
И человек сам начинает внутреннюю работу по уничтожению своей личности, переступает черту, теряет свои убеждения, совесть, превращается в нелюдя.
Вспоминаю яркие примеры такого превращения .
 Мариэтта Чудакова рассказала о своей работе в архиве с дневниками Д.А.Фурманова. Он записал в дневнике: «И страшно, и ВЕСЕЛО играть с чужой жизнью. Завтра мы расстреляем Цветкова. Он убеждённый коммунист». (*41)
Или Г.Л.Пятаков, в статье в «Правде» по поводу процесса в августе 1936 года, просит разрешить ему лично расстрелять всех приговорённых на процессе, в том числе свою бывшую жену.(*42)
Пятаков, без сомнения, знал, что ни подсудимые, ни его жена не убийцы и не предатели.
41. «Подлинная жизнь Василия Чапаева». Документальный фильм .Автор сценария Мария Вайсман. Режиссёр Ольга Каменкова. ОАО ТВ Центр. 2007г.
42. №5, стр. 145.
43. №5, стр.143.
44. №5, стр. 40, 55, 413, 416, 491.

ПУБЛИКАЦИИ В.А. ТРИФОНОВА.
 
 
1.                  «Внутреннее производство сельско-хозяйственных машин и орудий в 1913 г. и привоз их в Россию». Петроград. 1916 г.
2.                  «Распространение с/х машин и орудий кредитными кооперативами». В.А.Трифонов совместно с М.С.Семеновым. Петроград. 1916 г.
3.                  «Фронт и тыл». Г. «Правда», 5, 8, 15, 19 июня 1919 года.
4.                  «Организация народного хозяйства. РСФСР, ВСНХ и профсоюзы» (Брошюра). М., 1920 г.
5.                  «Металлопромышленность РСФСР и формы её организации» (Брошюра). Ростов-на-Дону, 1920 г.
6.                  «Диспропорция хозяйства или кризис промышленности». М., Вестник промышленности, торговли и транспорта, №3, 1924 г.
7.                  «К вопросу о взаимоотношениях синдикатов с трестами». (Брошюра). М., 1928г.
8.                  «Как должна работать Всесоюзная Академия сельскохозяйственных наук». Сельхозгазета. 7 марта 1929 г.
9.                  «Теоретическая путаница в области уголовного права и уголовной политики» М., г.Известия, 7 февраля 1930 г.
10.              «О специализации в сельском хозяйстве». «Социалистическое земледелие, №62, 16 марта 1930 г.
11.              «Аграрный вопрос в России между революциями 1905 – 1917 гг.» М., Старый большевик, сб. 1, 1934 г.
12.              «Из китайского архива В. Трифонова». М., ж. Проблемы Дальнего Востока, №3, 1990 г.
13.              «Контуры грядущей войны». М., Анталогия отечественной военной мысли, кн. 10, Военная Академия Генштаба ВС РФ. 1996 г.

ОТ АВТОРА

 ОТ      АВТОРА
 
Поднимите меня, два крыла,
Вы так часто меня выручали,
На заре в поднебесье качали,
Чтобы сверху взглянуть я могла.
 
Поднимите меня, помогите
Мне в мой тяжкий, вечерний час.
Это мне так нужно сейчас.
Надо мною меня поднимите.
 
   Эта   книга - не моя биография. И не воспоминания об известных людях, которых я знала. Это просто рассказы о том, что глубоко врезалось в память – о событиях, о случайно увиденных сценках, о людях и проявлениях их человеческой сути, того, что называется старинным словом «душа».   
   То, о чем рассказано, происходило в разные годы – со второй половины 19 века до наших дней. Это были трудные времена – войны, революции, послереволюционные годы, кровавые годы сталинского террора, несбывшиеся надежды послевоенных лет на лучшую жизнь, годы застоя и перестройка – годы кардинальных изменений прежних представлений о том, что хорошо, что плохо, как следует жить.
 То, что совершалось в стране, определяло судьбы и характеры людей, отношения между ними.
   С раннего детства меня окружали разные люди: те, чьи судьбы были искалечены и другие, убеждённые в своём праве калечить жизнь людей. Живущие в постоянном страхе и те, кто прекрасно приспособился. Сохранявшие достоинство в нечеловеческих условиях – и потерявшие лицо без видимых причин. Очень юные и старые. Добрые и человечные – и завистливые, нечистые на руку. Деловые, получившие, наконец, возможность заниматься делом и посмотреть мир – и те, которым, кроме пол-литра, ничего не нужно. Все они и многие, многие другие стали героями этой книги.
     Кроме людей, всегда рядом была природа, животные – им тоже отведено место в книге.
    Разумеется, я присутствовала в событиях – как участница или прилежная слушательница.
   Но главные герои - другие люди, в той или иной мере «собранные» из окружающих.
   Исключение – то, что я пишу о моих родных – бабушке, отце и матери. Это – документальные повести. Использовался, в основном, не авторский текст, а высказывания, записи (опубликованные и оставшиеся в рукописях), переписка самих героев повестей
Все трое прошли трагический путь от беспредельной веры в идею построения коммунизма во всём мире до осознания реального положения.
Всё написанное о них – правда и написано только о них. Все документы – подлинные. Многие публикуются впервые.